Книга: Общее языкознание - учебник

Книга: Общее языкознание - учебник

Превратившись в показатель перфектности, habēre не был по­глощен спрягаемым

глаголом и сохранил свою формальную отдель<174>ность, отчлененность. Ср.

фр. j'ai lu, исп. he leнdo, ит. ho letto. В грамматическом строе этих языков

появился новый структур­ный тип единиц, функционально адекватный

сосуществующему с ним флективному типу слов. Это дало повод говорить о

нефлек­тивной морфологии.

Таким образом, в языке могут сосуществовать разные по своей структуре

формальные классы единиц, соотносимые с одним функ­циональным типом. Это

свойство, возникающее в ходе перестройки языковых систем, отсутствует в

искусственно созданных кодах.

Грамматическая характеристика единиц языка, как можно бы­ло убедиться, не

сразу приходит или совсем не приходит в соот­ветствие с развившейся у них

новой структурной функцией. Это вызывает необходимость моделирования

промежуточных единиц, в определение которых вводится признак функционального

сдви­га. Так, идиомы обычно квалифицируются как единицы, экви­валентные слову

по значению и подобные словосочетанию по свое­му речевому «поведению».

Аналитические формы слова опреде­ляются как единицы функционально

равнозначные морфологичес­кой словоформе, но сохранившие раздельность

оформления. Хо­тя в определении подобных единиц присутствует указание на их

двойственность, их функциональной стороне придается большее значение, чем их

формальным чертам. Поэтому их принято отно­сить к тому разделу грамматики, в

котором изучается данный тип функции, а не данный тип формы: идиомы изучаются

в лек­сике (а не в синтаксисе), а аналитические формы слова — в мор­фологии.

Так же решается вопрос и об отдельных, разрозненных едини­цах, испытавших

функциональный сдвиг. То, что падежные формы типа русск. шагом, утром,

порой, разом, и т. п. приобрели адвербальное значение, служит основанием

для их отнесения к классу наречий, несмотря на формальную тождественность

тво­рительному падежу соответствующих существительных. Если в испанских

образованиях cualqniera 'кто-нибудь', 'какой-нибудь' и quienquiera 'кто-нибудь'

возобладало значение неопре­деленности и компонент quiera перестал соотноситься

по смыслу с глаголом querer 'хотеть', то это дает повод считать приведенные

образования неопределенными местоимениями, несмотря на то, что показатель

множественного числа присоединяется в них к первому компоненту, вклиниваясь

внутрь слова: quienesquiera, cualesquiera. Поскольку знаковая функция языка в

процессе коммуникации (т. е. отнесения единиц языка к элементам опыта,

денотатам) непосредственно регулируется означаемым зна­ка, а не его означающим,

можно полагать, что функцио­нальные критерии больше соответствуют

семиотическому подходу к языку и в этом смысле являются более структурными.

Признаки формы существенны постольку, поскольку они позволяют судить об

изменении функции.<175>

ОТСУТСТВИЕ ПОСТОЯННОГО СООТВЕТСТВИЯ МЕЖДУ ТИПОМ

ОЗНАЧАЮЩЕГО И ТИПОМ ОЗНАЧАЕМОГО

В предшествующем разделе говорилось о соответствии функцио­нального

содержания единиц их грамматическому типу. Ниже пойдет речь о соотношении

функциональных классов единиц с манифестирующими их звуковыми элемен­тами.

В искусственных знаковых системах обычно строго соблюдает­ся соотнесенность

определенного типа значения и определенного типа формы. В системе алфавитов

(например, во французском алфавите) надстрочный знак, выражающий

дополнительную харак­теристику звука, не может иметь значения отдельного

звука. В арабской письменности диакритический знак обозначает огласов­ку и не

может соответствовать согласному. Знак препинания ука­зывает на интонацию,

расположение пауз, коммуникативное зада­ние (например, вопрос), но никогда не

прочитывается как отдель­ный фонетический сегмент. В этих системах

обозначения некоторые типы означаемого соотносимы с некоторыми типами

означаю­щего. Поэтому определение структурного класса единиц в терми­нах

значения может быть перекодировано в определение, данное в терминах формы. В

естественных языках столь строгое соответ­ствие формы и функции не

прослеживается, хотя и в них существует иерархическая система единиц

содержания и выраже­ния.

В большинстве естественных языков в плане выражения мо­жет быть выделен

следующий ряд единиц, данный по восходящей линии: фон, или звукотип, в

котором слиты акустические черты, благодаря симультанности произношения,

слог, объеди­няющий фоны выдыхательным толчком, фонетическое слово,

группирующее слоги под одним ударением, речевой такт, объединяющий

фонетические слова при помощи делимитативных пауз и, наконец, фонетическая

фраза, сумми­рующая такты единством интонации. Эта система фонетических

единиц видоизменяется в языках разных типов. Так, например, в современном

французском языке фонетическое слово обычно сов­падает с тактом, ибо в одном

такте может присутствовать только одно речевое ударение.

Ранг каждой единицы зависит не столько от ее сегментного со­става, сколько от

тех дополнительных суперсегментных призна­ков, которые на нее накладываются.

Один и тот же сегмент легко меняет свое качество в зависимости от того, какие

просодические черты ему сопутствуют. Например, рад будет слогом в

па-рад, фонетическим словом в Мальчик рад и фонетической фразой в

Рад! Постепенно повышая свой уровень, сегмент аккумулирует все больше

просодических признаков, но его «порядковый номер» определяется только одной

чертой — высшим суперсегментным<176> «знаком отличия». В фонетической

форме латинского предложе­ния I! 'Иди', сегментный состав которого

ограничен одним глас­ным фоном, присутствуют черты симультанности,

выдыхательного толчка, ударения, фланговых пауз и законченной интонации. Но из

них только, последний признак — интонация — существен для выяснения места

I! в иерархическом ряду фонетических еди­ниц: сегмент I! имеет

статус фонетической фразы и должен соот­носиться в потоке речи с другими

фразами (а не фонами или так­тами). Иными словами, этот сегмент выявится на

первом же этапе членения речевого потока по фонетическим признакам.

С приведенной системой фонетических единиц соединяется иерархическая система

функциональных (грамматических) элемен­тов. В процессе взаимодействия этих

систем формируются реле­вантные черты каждой из них. Те признаки и единицы

каждой си­стемы, которые получают выход в противоположный план, влияя на его

структуру, приобретают соответственно фонологический и семемный статус.

При соединении двух иерархических систем оказывается, что «порядковый номер»

единиц, образующих знаковую функцию (т. е. создающих означаемое и означающее

знака), не совпадает. Фоне­ма, т. е. минимальная симультанная единица плана

выражения, редко соотносится с отдельным означаемым, т. е. мельчайшей

симультанной единицей плана содержания. Это несовпадение опре­деляет большую

глубину членимости означающих знака, чем его означаемых. Если означающие

знаков допускают членение на симультанные единицы — фонемы (resp. звукотипы),

разложимые в свою очередь на дифференциальные признаки (resp. акустичес­кие

черты), то означаемые знаков, будучи сами симультанными единицами, делятся

только на компоненты значения. Большая членимость означающих знака, а

следовательно и большая роль прин­ципа комбинирования для различения

означающих, сравнительно с означаемыми, обеспечивает экономность языковой

знаковой си­стемы, возможность выражения в языке неисчерпаемого количе­ства

значений при помощи конечного числа предельных состав­ляющих. Следствием этой

особенности естественных языков яв­ляется несоотнесенность в знаке основных

единиц системы выражения и системы содержания (см. подробнее раздел «Язык в

сопоставлении со знаковыми системами иных типов»).

Можно было бы предположить, однако, что единицы системы выражения и системы

содержания соотносятся со сдвигом на один ранг, т. е. означаемое простого

знака, назовем его семемой, вы­ражается следующей по уровню фонетической

единицей — сло­гом. Для языков изолирующего типа такая соотнесенность

дей­ствительно имеет место. В языках флективных этого совмещения нет (слог в

принципе не соотносится с морфемой), но оно обычно реализуется для

фонетического слова, более или менее точно сов­падающего со словом

грамматическим. Таким образом, степень<177> соответствия фонетических

единиц единицам грамматическим в значительной степени зависит от типа языка. В

целом можно кон­статировать, что в том или другом пункте иерархия фонетических

единиц не совпадает в знаке с иерархией единиц функциональных: морфема не

совпадает со слогом, фонетическое слово с граммати­ческим, такт со

словосочетанием (resp. синтагмой), фонетическая фраза с грамматическим

предложением. Впрочем, границы фразы, как фонетической единицы, характеризуемой

единством интона­ции,— и это чрезвычайно важно для организации естественных

язы­ков — всегда совмещены с границами высказывания (resp. сообще­ния) как

актуализованной (соотнесенной с действительностью, дено­татом) единицы

коммуникации. При этом суперсегментный признак фразы — ее интонация — выражает

грамматический (т. е. также дополнительный, сопутствующий) признак высказывания

— его актуализованность, соотнесенность с ситуацией, коммуникатив­ность.

Несоответствие между функциональным и формальным (фоне­тическим) рангом

сторон знака особенно велико в языках флектив­ных. В ходе развития этих

последних каждая из сторон знака час­то и беспрепятственно изменяет свой тип.

Однородные функции (например, значение времени, падежа и под.) могут

соотноситься с разнообразными по своему фонетическому характеру означаю­щими.

Разрыв в «порядковом номере» функциональных и фоне­тических единиц,

образующих стороны знака, бывает большим или меньшим не только в зависимости

от типа языка, но и в зависимости от типа знака (его функции). Он особенно

велик у знаков, выра­жающих грамматическое значение флективного слова.

Возьмем несколько примеров из английского языка. Несмотря на то, что

английский язык обладает чрезвычайно простой и регулярной мор­фологией,

грамматическое значение слова выражается в нем весь­ма различными

фонетическими элементами. Оно может иметь в ка­честве своего означающего и

дифференциальный признак фонемы (ср. bend — bent, advise — advice), и

отдельную фонему (ср. boy — boy-s), и ряд фонем (ср. ох — ox-en), и слог (ср.

do — do-ing), и чередование фонем (ср. foot — feet, mouse — mice), и нулевые

показатели (ср. deer — deer-ш), и перенос ударения (ср. 'present — pre'sent),

и всевозможные комбинации перечисленных явлений (ср. child — children, think

— thought). Все названные способы свободно сосуществуют в одной системе. В

знаке, выражающем грамматическое значение флективного слова, создается

макси­мальное перечисление нитей иерархических связей между едини­цами

языковых планов, наибольшая дисгармония между иерар­хическим статусом единиц,

образующих его стороны.

Сдвиги в уровне означающих и означаемых знака, присутствую­щие, по-видимому, в

любом развивающемся языке, различны в языках разных типов и в разных точках

языковых систем. Эти сме­щения постепенно идут на убыль по направлению к

высказыва<178>нию, которое всегда совпадает с максимальной фонетической

еди­ницей — фразой.

Не углубляясь в те методические выводы, которые следуют из приведенной

особенности естественных языков, отметим лишь, что большее или меньшее

несоответствие типа функции типу формы знака неизбежно приводит к большей или

меньшей непоследова­тельности в определении структурных единиц. В

определениях одних единиц языка указание на форму вообще отсутствует. Так, в

определении морфемы флективных языков совсем не вводится фонетический признак

(т. е. указание на соответствие морфемы целостной фонетической единице). В

определении других структур­ных единиц фонетический признак имеет

второстепенный харак­тер (например, в определении слова). Наконец, в

определении тре­тьих единиц этот признак играет очень существенную роль (так,

указание на интонационную законченность высказывания позво­ляет однозначно

выделить единицы этого типа из потока речи).

АВТОНОМНОСТЬ РАЗВИТИЯ ПЛАНА СОДЕРЖАНИЯ И ПЛАНА ВЫРАЖЕНИЯ. ЗНАК И

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ЕДИНИЦЫ ЯЗЫКА

Наблюдение над закономерностями изменения языковых пла­нов обнаруживает, что

лингвистические знаки лишены возможно­сти самостоятельного развития, а

эволюционируют только в ре­чи, в рамках более крупных образований, в конечном

счете внутри высказывания, как актуализованной (соотнесенной с ситуацией)

единицы. В этом состоит одно из существенных отличий языка от статических

знаковых систем. Трудно себе представить, чтобы огни светофора, знаки ОРУДа,

морская или иная сигнализация меняли свое значение или форму непосредственно

в процессе их применения. В языке же, напротив, все изменения происходят

только при его реализации. Поэтому речевая позиция элементов обоих планов

имеет в этом процессе первейшее значение.

Если, функционируя, означающие знака ведут себя как от­дельные единицы,

вступающие между собой во всевозможные ком­бинации, то в ходе звуковой эволюции

изменению подвергаются не означающие, а их части — фонемы и группы фонем,

попавшие в ту или другую речевую позицию. «Единицы функционирования» и «единицы

развития» в языке не совпадают. «Единицами развития» для плана выражения

являются элементы обычно меньшей протя­женности, чем означающее знака. В

морфеме друг варьируется конечный согласный (друж-ок, друзь-я),

в корневой морфеме бр-ать — бер-у — на-бор изменяется гласный. Внутри

первоначально единого означающего появились различия, не связанные с

изме­нением его значения и в этом смысле излишние, ненужные. В плане содержания

развитию подвергаются элементы, нередко соответ­ствующие ряду означающих:

значения слов, словосочетаний и<179> даже предложений. В таких словах как

спасибо, благодарить, без­умный, столпотворение, в таких сочетаниях, как

натянуть нос, китайская грамота и т. п. в новом означаемом оказались

объеди­нены означаемые первоначально самостоятельных единиц языка. В плане

выражения происходит постоянное дробление означающих, их частичное

варьирование, в плане содержа­ния, напротив, протекает объединение означае­мых,

их слияние в одном новом значении.

В результате как бы разной направленности процессов разви­тия языковых планов

создаются резкие смещения в их структу­ре. «Изменяемость знака, — писал Соссюр,

— есть не что иное, как сдвиг отношения между означаемым и означающим. Это

опре­деление применимо не только к изменяемости входящих в систе­му элементов,

но и к эволюции самой системы; диахронический феномен в целом в этом и

заключается» [8, 166]. Уместно привести здесь также глубокую мысль С. О.

Карцевского, который, следуя идеям Соссюра, подошел к проблеме языковой

эволюции с точки зрения поведения лингвистического знака. Еще в 1929 г.

Карцевский писал: «Обозначающее (звучание) и обозначаемое (функция) постоянно

скользят по «наклонной плоскости реальности». Каж­дое «выходит» из рамок,

назначенных для него его партнером: обозначающее стремится обладать иными

функциями, нежели его собственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы

выразить себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асим­метричны;

будучи парными (accouplйs), они оказываются в состоя­нии неустойчивого

равновесия. Именно благодаря этому асим­метричному дуализму структуры знаков

лингвистическая система может эволюционировать» [3, 90] (см. подробнее раздел

«Поня­тие языкового знака»). Асимметрия языковых знаков создает не­малые

трудности, связанные с их вычленением, которые были отме­чены уже Соссюром. В

начале раздела о лингвистических едини­цах, принадлежащих знаковому уровню

языка, женевский уче­ный подчеркнул их конкретность. Он говорил, что «входящие

в состав языка знаки суть не абстракции, но реальные объекты» [8, 105]. Однако,

рассмотрев методы разграничения знаковых еди­ниц и связанные с этой задачей

практические трудности, Соссюр уже в конце раздела приходит к следующему

пессимистическому выводу: «... язык является системой исключительно основанной

на противопоставлении его конкретных единиц. Нельзя ни отка­заться от их

обнаружения, ни сделать ни одного шага, не прибегая к ним; а вместе с тем их

выделение сопряжено с такими трудностя­ми, что возникает вопрос, существуют ли

они реально» [8, 108]. Язык, в отличие от прочих семиологических систем,

обладает парадоксальным свойством, которое состоит в том, что «нам не даны

различимые на первый взгляд сущности (факты), в наличии которых между тем

усомниться нельзя, так как именно их взаимодействие образует язык» [8,

108—109].<180>

Представление об иллюзорности лингвистических единиц мог­ло сложиться у

Соссюра потому, что требование конкретности и материальной вычленимости,

которому должен отвечать знак, он предъявил также к функциональным единицам

языка, и здесь оно оказалось недействительным (или не всегда действительным).

То парадоксальное свойство языка, на которое обратил внимание Сос­сюр,

заключается не в призрачности и неуловимости единиц, обра­зующих языковую

систему, а в их несовпадении с понятием язы­кового знака.

При моделировании языкового механизма знак как конкрет­ный, материальный объект,

уступает место функциональным единицам языка, для выявления которых приходится

использо­вать дополнительные методы анализа. Чтобы описать систему французской

грамматики, важно выделить в нечленимом со сто­роны формы сегменте au (одном

знаке) две раздельные и независи­мые друг от друга единицы: предлог и

определенный артикль. Напротив, в двух способных к самостоятельному

функциониро­ванию единицах выражения, создающих значение времени в

ана­литических формах (например, j'ai dйjeun-й), можно видеть

одну единицу содержания, существенную для понимания системы вре­мен.

Языковой знак, стороны которого — означаемое и означаю­щее — нерасторжимы, так

как каждая из них существует только благодаря присутствию своего партнера,

формируется, в отличие от функциональных единиц, тогда, когда членение плана

содержа­ния совпадает с членением плана выражения. В каждом из при­веденных

выше примеров можно говорить об одном знаке, кото­рый в первом случае

складывается из двух единиц содержания, реа­лизуемых в одной единице выражения,

а во втором случае — со­стоит из одной единицы содержания, представленной двумя

эле­ментами формы40.

Функциональные единицы языка, в отличие от знака, лишены целостности. Им не

свойственна нерасторжимость и однознач­ность связи между формой и функцией,

отношения между которы­ми оказываются подвижными, скользящими. Представляется

возможным говорить отдельно о единицах плана содержания и единицах плана

выражения (формально выделимых значимых сег­ментах), взаимодействие которых

создает знаковую функцию.<181>

В основе системы языка, образуемой значимыми оппо­зициями, лежит единица

содержания. Для построе­ния системы русского глагола, например, важно, что в

его формах обязательно присутствует одно из значений времени, наклоне­ния,

залога и числа. Для понимания системы глагола, напротив, несущественно, что

некоторые из этих единиц всегда реализуются совместно. Не играет роди и то

обстоятельство, что русские гла­голы распределены по двум спряжениям,

различающимся конкрет­ной манифестацией общей для всех них системы значений

41. Состав каждой глагольной формы, вхождение в нее тех или дру­гих

конкретных морфем играет, однако, первостепенную роль при моделировании

структуры русского глагола, для порожде­ния его парадигмы. Поэтому, если

единицы содержания соотносимы с понятием системы языка, то еди­ницы выражения

соотносятся с понятием языковой структуры, понимаемой здесь как реальное

устройство языковых форм, тип и способ манифестации значений.

Изложенная точка зрения подтверждается и практикой описа­ния языков, в

процессе которой терпели неудачу попытки пост­роения системы в терминах

глобального знака. Целостный знак обычно быстро уступал место парам единиц,

получавшим разное терминологическое обозначение: морфема и морфа в тео­рии

дескриптивистов [14], сема и морфема в концепции В. Скалички [6, 135; 7,

119—123], морфема и монема у О. Лешки [4, 21], лексон и морфема в

стратификацион­ной модели С. Лэма [17,60]. Первая единица каждой пары

опре­деляется с опорой на содержание, а вторая — рассматривается как

предельная значимая единица языкового выражения. Подоб­ное расщепление

элементарной значимой единицы языка призвано отразить асимметрию в строении

языковых планов (см. подробнее [1, 66—77, 101—116]).

В тех концепциях, которые не допускают раздвоения основной единицы описания и

отождествляют ее с целостным знаком, опре­деление знака (его отдельность,

вычленимость и его тождество) производится по функциональным признакам, т. е.

знак прирав­нивается к единице содержания. Так, например, А. Мартине видит в

формах типа фр. au, du, англ. cut (прош. вр.) два знака (две монемы),

обладающих амальгамированным означающим [5, 452].

В других теориях отказ от выделения парных элементов по­влек за собой признание

неустойчивых, колеблющихся критери­ев в определении «глобальной единицы»,

выделение которой проис­ходит то на функциональной, то на формальной основе.

Стоя на<182> этих позициях, английский языковед К. Безелл писал в 1949

г.: «В языках, с которыми мы имеем дело, понятие знака не покры­вается понятием

морфемы. Оправдание этого последнего заклю­чается в асимметрии между выражением

и содержанием, которой система знаков не предполагает с необходимостью» [9,

218]. Поня­тие морфемы, по мысли Безелла, несколько уравновешивает, смяг­чает

эту асимметрию, свойственную языку как развивающейся системе знаков. Морфема

служит своего рода мостиком между пла­ном содержания и планом выражения,

находясь к каждому из них в отношении «сокращенной асимметрии» («reduced»

asymmet­ry). Несоответствие в строении языковых планов покрывается и другими

промежуточными единицами, в том числе морфонемой, связывающей морфему и фонему

[9, 220; 10, 329—330] (см. подробнее ниже, стр. 191—192).

Таким образом, отказ от признания различий между понятием знака и понятием

единицы языковой системы приводит либо к ин­терпретации знака в терминах

плана содержания, либо к допу­щению неоднородных критериев выделения значимых

единиц.

* * *

Итак, нарушение границ членимости плана выражения и пла­на содержания, а

также невозможность установить двустороннее тождество морфем (элементарных

знаков), составляющие специфи­ческое свойство лингвосемиотических систем,

являются законо­мерными и неизбежными следствиями развития языка.

В языке постоянно противоборствуют две силы. Одна из них направлена на

разрушение знака. Она порождена автономностью развития фонологического и

семантического планов языка, обо­собленностью синтагматических и

парадигматических отношений этих двух планов. Под действием этой силы

постоянно перегруп­пировываются единицы содержания и выражения. Под действием

этой силы возникает варьирование знака, а следовательно — при­сутствие в

языке различий плана выражения, не соотносимых с различиями плана содержания.

Другая сила направлена на объединение сторон знака, на пред­отвращение их

разрыва. Она проявляется в действии аналогии, унифицирующей гетерофоны и

уменьшающей тем самым алломорфию. Эта сила, нередко парализованная нормативной

фикса­цией вариантных форм, свойственной литературному языку, под­держивается

еще и тем, что слово, как «минимум предложения», представляет собой свободную

единицу. Слово постоянно меняет контекст. Оно допускает нулевое окружение, в

котором реализует­ся его абсолютная форма. Отмеченная особенность слова

способ­ствует сохранению его единства, «восстановлению» формы, эли­минации тех

звуковых изменений, которые оно претерпевает, по­падая в ту или другую речевую

позицию.<183>

АСИММЕТРИЯ СЕГМЕНТНОГО СОСТАВА ЯЗЫКОВЫХ ПЛАНОВ

Рассмотрим теперь более подробно, в чем же состоят те сдвиги, которые

испытывает знак в процессе эволюции языковых планов. Обратимся сначала к

синтагматическому аспекту знаковых цепо­чек. Уже говорилось, что

синтагматические отношения, образуемые означаемыми и означающими знаков,

автономны и независимы друг от друга. Линейные отношения в плане выражения,

ведущие к изменению формы единиц, не соответствуют синтагматическим

отношениям в плане содержания, вызывающим преобразование функции единиц.

Такие явления, как ассимиляция и диссимиляция фонем, их падение в

определенной позиции, появление беглых зву­ков и т. п. происходят, как

правило, независимо от тех границ, которые разделяют означающие знаков и

соответствуют членению плана содержания. Нередко, вследствие фонетических

изменений, возникает фузия означающих, особенно характерная для языков

флективных

Легко наблюдать сращение означающих знаков, их консолида­цию в одной

нечленимой более единице. Так, не могут быть разор­ваны французские формы au,

aux, du, соответствующие в плане содержания двум функциональным единицам —

предлогу и ар­тиклю. Стерты морфемные швы во французских формах мн. ч. типа

chevaux и beaux. Не образуют отдельного сегмента морфемы мн. ч. в таких

румынских словах, как mici, lungi, buni, srăzi, stu­denţi,

băi, porţi. Особенно активный процесс сглаживания морфем­ных

рубежей пережили романские языки в период своего отделе­ния и отдаления от

народной латыни. Этот процесс в конечном сче­те повел к семантическому

опрощению многих ранее составных образований.

Итак, позиция означающих знака и их составных элементов, являющаяся мощным

фактором их развития, в целом автономна по отношению к структуре

противоположного плана. Явления морфемного стыка в языках, в которых морфема не

совпадает со слогом, играют ничтожную роль в формировании речевого потока. С

другой стороны, и синтагматические отношения в плане содержа­ния, сама позиция

функционального элемента, независимы от структуры плана выражения. Слияние

означаемых знака может происходить при сохранении формальной членимости.

Процесс консолидации означаемых (опрощение) легко наблюдать на ма­териале

производных и сложных слов, идиом и перифрастических сочетаний. Такие русские

слова, как головотяп, мракобес, белорус, бездна, подушка, столпотворение,

такие идиомы, как заткнуть за пояс, повесить нос, водить за нос, не вязать

лыка и др. имеют в современном языке целостное значение.

В результате автономности развития языковых планов проис­ходит сдвиг, смещение в

их членимости на функциональные еди­ницы. Несовпадение в составе означаемого и

означающего, осо<184>бенно часто проявляющее себя внутри слова, побуждает

многих лингвистов различать понятия семантической сложности слова и его

формальной членимости.

Ниже приводятся основные типы сдвигов в членимости языко­вых планов на

функциональные единицы:

1. Одной функциональной единице содержания соответствует один ясно различимый

элемент плана выражения, одна морфема — отношения 1 : 1. Например, в англ.

boy-s элемент -s, и только он один, передает значение мн. ч.

2. Нескольким функционально независимым друг от друга элементам содержания

соответствует одна нечленимая единица плана выражения — отношения 2 (или более)

: 1. Отношения это­го типа могут быть зависимыми от фонетического окружения

(на­пример, фр. au fils и al'instant), или морфемного состава (ср. англ.

look-ed, но ran), либо постоянными, необусловленными (например, лат. mal-

orum, русск. свеч-ей, луг-ов).

3. Одной функциональной единице содержания соответствует несколько единиц

выражения — отношения 1 : 2 (или более). В английских аналитических формах

перфектность передается не только вспомогательным глаголом, но и суффиксом

причастия (ср. I have look-ed, he has arriv-ed).

Значение пассива (т. e. направлен­ности действия на подлежащее предложения) во

многих индоевро­пейских языках выражается глаголом бытия и морфемой прича­стия

(ср. англ. to be ask-ed, фр. кtre pos-й).

4. Одной единице содержания соответствует отдельная еди­ница выражения, а

также элемент, входящий в форму другой морфемы (ср. нем. Buch и Bьch-er, где

значение мн. ч. выражено специальной морфемой и перегласовкой внутри корневой

морфе­мы). Одну единицу содержания реализуют как бы полторы еди­ницы

выражения.

5. Одной единице выражения соответствует определенное зна­чение, а также

значение общее у нее с другим элементом формы. Морфема child- в англ. children

передает лексическое значение это­го слова, а также своей гласной [I]

однозначно указывает на зна­чение мн. ч., выраженное кроме того и отдельной

морфемой -ren. Таким образом, как бы полторы единицы содержания реализуют­ся в

одной единице выражения. Отношения 4-го и 5-го типов вза­имно дополняют друг

друга.

6. Одной единице содержания соответствует нулевая единица выражения — отношение

1 : 0. Ср. яблок-Ш, сел-Ш. Значение род. пад. мн. ч. в этих формах не

материализовано в звуковом сегмен­те. Нулевые единицы выражения выделимы только

на морфоло­гическом уровне. Наличие так называемых нулевых морфем никак не

предполагает существования в языке односторонних (т. e. ли­шенных означающего)

знаков.

7. Одной единице выражения соответствует нулевая единица содержания — отношения

0 : 1. Ср. лис-иц-а. Средний сегмент<185> этого слова не

соотносим ни с какой единицей содержания, т. е. не образует знаковой функции. О

присутствии здесь некоторой единицы «выражения» можно говорить лишь очень

условно, так как эта единица ничего не «выражает»

ТЕНДЕНЦИЯ К НАРУШЕНИЮ ТОЖДЕСТВА ЕДИНИЦ ЯЗЫКА

Одним из следствий обособленности эволюционных процессов, протекающих в плане

выражения и в плане содержания, являет­ся, как было сказано, несовпадение в

членимости языковых пла­нов на функциональные единицы. Другой результат этого

про­цесса можно видеть в развертывании тенденции к варьированию единиц языка.

Утрата тождества со стороны значения происходит независимо от нарушения

тождества со стороны формы, и соответ­ственно — наоборот. Стоит подчеркнуть,

что эта особенность со­ставляет универсальное свойство языковых знаков.

«Фундамен­тальной чертой, присущей всем языкам, — писал Е. Курилович, —

является отсутствие однозначного соответствия между звуковой формой слова и

его значением» [16, 47].

Фонологизация позиционных чередований, ассимиляция и дис­симиляция звуков в

слове, явление сингармонизма, дифтонгиза­ция, влияние словесного ударения на

произношение звуков, в частности редукция неударных слогов, разрушение конца

слова и многие другие процессы фонетического развития постоянно на­рушают

идентичность формы, не затрагивая ее значения. Ср. рук-а

и руч-ной, хож-у и ход-ил,

бег-у и беж-ал, исп. cont-ar — cuent

-o, pens-ar — piens-o, ped-ir — pid-o, in

-sano — im-posible — i-rregular, рум. ţar-ă

— ţăr-an, dor — doar-e, sor-ă —

sur-ori, merg — merge.

Хорошо известные закономерности семантического развития, в свою очередь,

подрывают тождество знака со стороны значения, не отражаясь в то же время на

его форме. Ср. легенда 'предание' и легенда 'объяснение

условных знаков', письмо 'послание' и письмо 'письменность',

бык 'животное' и бык 'опора моста', свод 'собрание' и

свод 'перекрытие здания' и т. п.

С другой стороны, звуковые и семантические изменения могут вести и к образованию

новых тождеств. Этот процесс, спорадиче­ский, скорее, чем регулярный, также

протекает в плане выражения независимо от плана содержания и соответственно —

наоборот. В языке создается омонимия и омосемия. Ср. исп. real 'царский' (от

лат. regalis) и real 'действительный' (от лат. realis), vago 'сво­бодный' (от

лат. vacuus) и vago 'бродячий' (от лат. vagus). Приме­ром, иллюстрирующим

одновременно оба явления, могут послу­жить парадигмы испанских глаголов ser

'быть' и ir 'идти', кото­рые совершенно совпадают в одной части (формы

претерита fui,<186> uiste, fue, fuimos, fuisteis, fueron одинаковы для

обоих глаголов), давая пример омонимии. В то же время в парадигме каждого из

названных глаголов присутствует супплетивизм (ср. ser — soy, eres, fue; ir —

voy, fui, iba), представляя образец омосемии (или гетерофонии).

Развитие языка создает весьма запутанные отношения между единицами плана

выражения и единицами плана содержания. Не­редки случаи возникновения

частичного тождества, функциональ­ного совпадения разных единиц в определенных

условиях (пози­ция взаимоисключения). Например, испанское сослагательное

наклонение замещает будущие времена во временных предложе­ниях. Ср. Yo lo harй

cuando tъ vengas 'Я это сделаю, когда ты при­дешь', но їCuаndo

vendrбs? 'Когда ты придешь?' и Dudo que tъ vengas

'Сомневаюсь, что ты придешь'. Одна и та же форма (vengas) соотносится с разными

значениями: буд. вр. изъявит. накл. и непрошед. вр. сосл. накл. В то же время

одно и то же значение (буд. вр.) выражено двумя формами (vengas и vendrбs),

которые в данном случае совершенно совпадают по функции, входя в одну и ту же

систему временных противопоставлений.

В языке постоянно происходит подстановка одних форм вме­сто других в

определенных позициях, в которых формальные раз­личия между элементами

становятся несущественными для пони­мания их значения. Описанное явление

чрезвычайно характерно для элементов, выражающих синтаксические отношения. Так,

морфема род. п. в предложении Нет работы становится функцио­нальным

эквивалентом морфемы им. п. в предложении Есть ра­бота.

Не менее, чем в синтаксисе перекрещивание функций рас­пространено в

словообразовании. Хорошо известно, что одно де­ривационное значение почти

всегда обслуживается целой серией элементов. В испанском языке для образования

имен со значением носителя признака используются элементы -udo и -уn Ср.

narigudo, narigуn 'носатый'. В то же время один и тот же суффикс почти всегда

функционирует в разных семантических разрядах. Элемент-on в сочетании с основой

существительного создает уве­личительные имена (mujerona 'крупная женщина',

'calderуn' 'боль­шой котел') и имена, указывающие на носителя признака (orejуn

означает не 'большое ухо', а 'длинноухий'). Более того, есть слу­чаи, когда

производные с этим суффиксом получают значение от­сутствия признака. Ср. rabуn

означает уже не 'большой хвост' и не 'хвостатый', а 'бесхвостый'. К этому можно

еще прибавить, что в сочетании с основой глагола элемент -on образует

существи­тельные со значением однократного действия (ср. estrechуn 'по­жатие

руки') и деятеля (ср. tragуn 'обжора').<187>

* * *

Попытаемся теперь суммировать основные типы отношений между функциональными

единицами содержания и выражения в их парадигматическом аспекте:

1. Одной единице содержания соответствует одна единица вы­ражения — отношения 1

: 1. Ср. научные термины типа натрий, азот, а также некоторые обиходные

знаки: такси, паркет, пальто (имеются в виду корневые морфемы этих

слов).

2. Одной единице содержания соответствуют две или более еди­ницы выражения.

Этот тип связи, крайняя форма которой создает супплетивизм (иначе

гетерофонию, или омосемию), может быть раз­бит на ряд подтипов:

А. Единицы выражения находятся между собой в дополнитель­ном распределении

относительно единиц содержания:

а) Различия между единицами выражения зависят от их фоно­логического окружения.

Например, англ. table-s [z], part-s [s], coach-es [iz], фр. Grand Opéra

[grã:t] и grand peintre [grã:].

6) Различия между единицами выражения обусловлены кон­тактами знакового уровня

(в частности — классом доминирующего элемента, например, типом основы). Ср.

испанский суффикс им­перфекта глаголов 1 и 2-3 спряжений habla-b-а и

com-м-a. Ср. так­же англ. look-ed и take-n, boy-s u

ox-en или русск. двер-и, окн-а; дет-ей, яблок

-Ш, дурак-ов.

Б. Единицы выражения находятся между собой в отношении свободного варьирования.

Ср. испанские дублетные формы им­перфекта сосл. накл. habla-se и habla-

ra, comie-se и comie-ra.

3. Двум (или более) единицам содержания соответствует одна единица выражения

— отношения 2 (или более) : 1. Примером мо­гут послужить испанские глагольные

формы на -rнa — habla-rнa, come-rнa, которые одновременно входят в три ряда

значимых про­тивопоставлений, передавая значения усл. накл., буд. в прош. и

предположит. накл.

4. функциональный элемент коррелирует с одной отдельной морфемой и с морфемой

общей у него с другим значением. Этот тип отношений предполагает наличие в

синтагматическом плане совместной манифестации. Ср. англ. take — took, eat —

ate, see — saw, come — came, run — ran.

5. Комбинированные отношения. Перечисленные типы отно­шений могут выступать в

чистом виде, либо сочетаться между со­бой. Наиболее часто встречается

комбинация второго и третьего типов, ведущая к созданию в языке цепочек

частичных тождеств, типичных для языков флективно-фузионного типа.

Уже говорилось, что в испанском языке значение буд. вр. и наст. вр. сосл. накл.

могут быть, в зависимости от синтаксических условий, выражены одной формой

(venga). Между тем буд. вр. изъявит. накл. имеет и свою «собственную» форму

(vendrб), кото<188>рая способна передавать еще и значение

предположительности, отнесенной к наст. вр. К этому можно добавить, что

значение буд. вр. в некоторых синтаксических позициях выражается формой наст.

вр. изъявит. накл. (viene). Описанную сеть отношений можно обобщить в следующей

схеме.

НЕДОСТАТОЧНОСТЬ ЗНАКОВОЙ СИГНАЛИЗАЦИИ. ВКЛЮЧЕНИЕ СМЫСЛОВОГО И СИТУАТИВНОГО

КОНТЕКСТА В ДИСТИНКТИВНЫЙ

АППАРАТ ЯЗЫКА

В ходе предшествующего изложения было показано, что упот­ребление форм постоянно

выходит за пределы одной функции, а выражение одного значения не ограничивается

одной формой. Хорошо известно, сколь распространена, особенно в языках

флек­тивных, омонимия парадигматических форм и перекрещивание функций единиц

выражения. В естественных языках всегда широ­ко представлена омофония и

гетерофония (алломорфия), или ина­че — омосемия и гетеросемия. В них

присутствуют незначимые различия формы и в то же время остаются невыраженными

многие различия, существующие в плане содержания. Недостаточность средств

прямой сигнализации компенсируется вовлечением в ме­ханизм дифференциации

побочных, сопутствующих знаков, на­бора переменных речевых сигналов —

экспрессивной интонации, мимики, жеста, информации о классе соседних единиц и

т. п. В дистинктивный механизм языка включается также языковое значение. Смыслы

нередко разграничиваются через речевой или ситуа­тивный контекст. Мы различаем

то значение слова стол, которое реализуется в каждом случае, опираясь

либо на ту ситуацию, в которой оно было употреблено, либо на значение

сопутствующего ему имени или глагола: ср. 1) деревянный стол, сесть за

стол; 2) справочный стол, паспортный стол, стол находок, обратиться к

начальнику стола; 3) диетический стол, стол для больных яз­вой,

соблюдать стол.

Равновероятность выбора, не снятость полисемии знака со­держанием контекста

либо нарушает коммуникацию, либо соз­дает шутку, каламбур, игру слов.

Так, следующий отрывок из пьесы Маяковского «Баня» по­строен на том, что между

собеседниками постоянно происходит<189> нарушение взаимопонимания,

вследствие невключенности дополнительного аппарата дифференциации:

Оптимистенко: В чем дело, гражданин?

Проситель. Я вас прошу, товарищ секретарь, увяжите, пожалуй­ста, увяжите.

Оптимистенко. Это можно. Увязать и согласовать — это можно.

Каждый вопрос можно увязать и согласовать. У вас есть

отношение?

Проситель. Есть отношение... такое отношение, что прямо прохо­ду не дает.

Оптимистенко. Это как же, вопрос вам проходу не дает?

Проситель. Да не вопрос, а Пашка Тигролапов.

Оптимистенко. Виноват, гражданин, как же можно Пашку увязать?

Проситель. Это верно, одному никак не можно увязать. Но вдвоем, втроем,

ежели вы прикажете, так его и свяжут и увяжут. Я вас прошу, то­варищ,

увяжите вы этого хулигана. Вся квартира от его стонет...

Оптимистенко. Тьфу! Чего же вы с такими мелочами в крупное государственное

учреждение лезете? Обратитесь в милицию... Вам чего граж­даночка?

Просительница. Согласовать, батюшка, согласовать.

Оптимистенко. Это можно — и согласовать можно, и увязать. Каждый

вопрос можно и увязать и согласовать. У вас есть

заключение?

Просительница. Нет, батюшка, нельзя ему заключение давать. В милиции

сказали, можно, говорят, его на неделю заключить, а я чего, ба­тюшка, кушать

буду? Он ведь из заключения выйдет, он ведь опять меня побьет.

Оптимистенко. Виноват, гражданочка, вы же заявили, что вам согласовать

треба. А чего же вы мне мужем голову морочите.

Просительница. Меня с мужем-то и надо, батюшка, согласовать, несогласно

мы живем, нет, пьет он очень вдумчиво. А тронуть его боимся, как он партейный.

Оптимистенко. Тьфу! Да я же вам говорю, не суйтесь с мелочами в крупное

государственное учреждение.

Особенно велика роль семантического окружения в механиз­ме смыслоразличения

знаков, указывающих на отношения между словами. Так, например, знак твор. п.

указывает на разные типы отношений внутри следующих сочетаний: писать

карандашом, командовать отрядом, закончить строительством, идти дорогой, идти

шагом, облить водой, говорить намеками и т. д. Знак отно­шения может

интерпретироваться по-разному в зависимости от того, какие семантические типы

единиц он связывает. Ср. русск. чтение книги и чтение ученика;

англ. the shooting of the lions и the shooting of the hunters. В этом случае

принято считать, что семан­тический класс единиц приобретает синтаксическую

релевант­ность.

Таким образом, в функционировании языка участвует, наряду с собственно

семиотическим механизмом, еще и переменный, сколь­зящий аппарат дифференциации,

создаваемый смысловым и ситуа­тивным контекстом. Этот аппарат компенсирует,

выправляет сдвиги в отношениях между языковыми планами, порождающие

недостаточность знаковой сигнализации (омофонию).<190>

ИЗЛИШНЯЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ. ОТСУТСТВИЕ ПРЯМОЙ СВЯЗИ МЕЖДУ

ЕДИНИЦАМИ ЯЗЫКОВЫХ ПЛАНОВ

Присутствие в языке незначимых, нефункциональных разли­чий формы и невыраженных

различий содержания побуждает предположить, что языковые планы не связаны (или

не всегда связаны) между собой непосредственно. Можно думать, что связь между

звучанием и значением осуществляется в языке ступенчато. На каждой ступени

происходит изменение критерия релевантно­сти, или иначе — принципов

отождествления единиц языка, в сто­рону их постепенного расширения,

постепенного отрешения от различий в форме, не несущих в тех или других

условиях дистинктивной функции. Так, различия между русскими фонемами [г] и

[ж], существенные с точки зрения современной фонологической системы, не влияют

на значение таких корневых морфем, как луг и луж

-ок, пирог и пирож-ок, берег-у и

береж-ешь. Изменение ре­левантности фонологических критериев на

морфологическом уров­не, частичное снятие фонологических оппозиций в составе

конкрет­ных морфем исследуется в морфонологии, изучающей связи между

фонологическим и морфемным уровнями языка. Но и морфемные различия оказываются

не всегда существенными для понимания следующей по величине единицы —

словоформы. Так, в приводи­мом ниже ряду одно и то же грамматическое значение

представлено разными морфемами (т. е. совершенно разными единицами выра­жения):

сестр-ой, брат-ом, ча-ем. Различия в морфемном строении

не мешают нам отождествлять такие слова, как иду — шел

, англ. go — wen-t. Подобные формы называются супплетивными,

так как они дополняют друг друга в парадигме, или, как теперь говорят,

находятся в отношении дополнительного распределения. Наконец, различия в

синтаксической организации не всегда суще­ственны для понимания смысловой

структуры словосочетаний и предложений. Присутствие разных падежных форм —

винитель­ного и творительного — в сочетаниях вести бригаду, возглавлять

трест — с одной стороны, и руководить бригадой, управлять тре­стом —

с другой, не отражается на смысловой структуре приве­денных словосочетаний, в

которых выражено действие, направлен­ное на некоторый объект.

Можно привести сходную серию примеров из английского языка. Фонематические

различия между [f] и [v] снимаются в морфемах half и halv-es.

Морфематическое различие в good и bett-er, boy-s

и ox-en оказывается безразличным для понимания этих образований. Разница

в словесной структуре can и to be able 'мочь' может быть сброшена со счетов,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36