РУБРИКИ

Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

 РЕКОМЕНДУЕМ

Главная

Историческая личность

История

Искусство

Литература

Москвоведение краеведение

Авиация и космонавтика

Административное право

Арбитражный процесс

Архитектура

Эргономика

Этика

Языковедение

Инвестиции

Иностранные языки

Информатика

История

Кибернетика

Коммуникации и связь

Косметология

ПОДПИСАТЬСЯ

Рассылка рефератов

ПОИСК

Диссертация: Внутренний человек в русской языковой картине мира

чудовищной интриги (Б. Акунин. Страсть и долг); Мысли и

образы теснились в голове, в груди и вообще везде вокруг (М. Веллер.

Ноль часов); Прежнее безрассудство холодком занялось в животе

и разлилось по всему телу, делая Павла легким и радостным (В. Белов.

Кануны). Пространствами второго типа являются квазиорганы - нематериальные

«представляемые» органы психики (ум, душа, память и под.) и, кроме того,

результаты плоды интеллектуальной деятельности, «опредмеченные» психические

качества, состояния, действия, формирующие систему внутреннего мира человека.

Например: Тогда у Ивана Никитича стало неловко и пусто на душе

(В. Белов. Кануны); В первую очередь нужно четко определить свои цели и

задачи. <.> Словом, составить в уме своеобразный план

будущего замужества (из журн.); Так и будешь жить в ненависти

(Д. Гранин. Вечера с Петром Великим); Так он обернулся, все еще замирая от

сладчайшей ненависти, столь заполнявшей пространство горькой его

страсти (А. Белый. Пушкинский дом).

Замечено, что вне зависимости от того, имеют ли рассматриваемые частичные

пространственные образы соответствия в виде конкретных телесных органов или

нет, в ЯКМ они рассматриваются как равноправные, совпадающие по ряду

соматических признаков (в том числе иметь границы, объем и, таким образом,

выступать как пространство, вместилище), и потому легко противопоставляются в

речи: Проще всего свалить все на плоть. Но хоть сколько-нибудь внимательное

наблюдение за собой откроет, что греховные влечения чаще

поднимаются отнюдь не из тела, а из глубин души. (А.

Кураев. Христианская философия и пантеизм).

Как было сказано выше, внутрипространственным образам психического противостоят

внешнепространственные, которые, в свою очередь, делятся на макро- и

микропространства. Первые из них имеют космические масштабы - Вселеленная,

небесная сфера, Земля и т. п., вторые – это самые разнообразные фрагменты мира

земного, каждый из которых может быть охарактеризован по ряду дифференциальных

семантических признаков, как-то: искусственное, освоенное человеком /

естественное, не освоенное человеком; ухоженное / запущенное; открытое /

закрытое и т.д. Приведем примеры некоторых типов образов внешних пространств,

используемых в процессе семантической категоризации внутреннего человека:

· Макропространства. Проанализированный нами материал

свидетельствует о том, эти образы достаточно редко используются в ходе

осознанного семантического моделирования психических состояний, качеств,

действий и их субъектов в речи 2-й половины ХХ в. Говорящие, как правило,

ограничиваются рядом узуальных выражений, запечатлевших в своей внутренней

форме образы данного типа: витать (парить) в облаках (между небом и землей)

«пребывать в мечтах, предаваясь бесплодным фантазиям»; быть на седьмом небе

«находиться в состоянии высшей радости, безграничного счастья». Вот несколько

примеров индивидуально-авторских языковых внешнепространственных образов

внутреннего человека, ср. тютчевское уподобление души небу: Ничто лазури не

смутило Ее безоблачной души (Ф. Тютчев) и поэтические рассуждения

лирической героини поэтического цикла «Глубокий обморок» Б. Ахмадулиной о

беспомощной, бесплодной попытке человека проникнуть в потаенные области мозга,

столь же неведомого и далекого, как и космическое пространство: Его попытка

затесаться в луны – примерка?; Прочла я бредни об отлучке мозга. <.>

Никчемен мой исповедальный опус: / и слог соврал, и почерк косолап / что он

проник / в заветной бездны пропасть – пусть полагает храбрый космонавт.

· Микропространства:

- Образы природы: как в темном лесу («в полном

неведении, не разбираясь, не ориентируясь в чем-либо»), Чужая душа – темный

лес (посл.); Как ни странно, я ощутил что-то вроде любви.<.> На

какой истощенной, скудной почве вырастают эти тропические цветы (С.

Довлатов. Заповедник) – человеческая душа, источник чувств человека, как

почва, плодородный слой земной поверхности, как сад, цветник и т.п., ср.:

Вам завещаю я сад фруктовый / моей великой души (В. Маяковский).

- Образы жилища, дома и его частей, от подвала до чердака

: Тревожное чувство стало сильнее, ей показалось, что дверь, ведущая в

подвалы подсознания и кладовую памяти, стала медленно

приоткрываться, шире, шире, еще шире, вот сейчас в темное помещение

хлынет поток света... (П. Дашкова); .При мысли о деде в удаленных и

заваленных всяким хламом: тетрадками, пыльными глобусами, лыжными палками, -

уголках сознания проявлялась вскользь... картина из военного детства...

(А. Битов. Пушкинский дом) – контекст указывает на имплицированный

вспомогательный субъект - чулан, кладовую; .Ее разум захлопнул все

двери, чтобы не допустить в сознании страшную мысль о том, что с

братом случилось непоправимое (А. Маринина. Убийца поневоле) – также с

имплицированным вспомогательным субъектом (помещение) пространственного

ассоциативного изображения сознания; В твоей измученной душе

темно на первом этаже. <.> Второй этаж – скорбит

душа:/ кино, вино и анаша. <.> На третьем – книги возлюбя -/

пустые поиски себя. <.> И вот чердак. Конец пути,/ и равнодушие в

груди (А. Кутилов. Этажи), театр души – художественный образ,

сформированный развернутой метафорой в одноименном стихотворении А. Кутилова

.

- Образы бытовых вместилищ, контейнеров: буря в

стакане воды («воленние из-за пустяка»), лезть в бутылку

(«раздражаться»), котелок («голова»), Сердце не лукошко,

не прорежешь окошка (посл.), Знания не кошель, за плечами не носить

(посл.); Чаша моего терпения переполнилась, я жажду отмщения

(Б. Акунин. Комедия. Трагедия.), Артамонова загнала любовь в сундук

своей души, заперла на ключ. А ключ отдала подруге Усмановой.Так и стоял под

ложечкой сундук, загромождая душу и тело.(В. Токарева. Сказать – не

сказать)[7]; Занесся мозг в

незнаемых потемках./ Его, надменный, замкнутый тайник вернул

великосердный Солдатенков (Б. Ахмадулина. Глубокий обморок. I. В

Боткинской больнице).

2.3. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

основных пропозитивных семантических моделей

пространственной репрезентации внутреннего человека

Анализ речевого (текстового) и языкового (словарного) материала позволяет

выделить несколько пропозитивных семантических моделей (ПСМ) пространственной

репрезентации внутреннего человека, организующих предикатно-аргументную

структуру высказываний и их частей. Представим основные типы ПСМ, описав

способы и средства их языкового воплощения, а также охарактеризовав их

образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал. Пространственная

категоризация в области языковой репрезентации психического носит условный,

конвенциональный характер, и проявляется это в том, что языковые (речевые)

единицы средства изображения психического, реализующие рассмотренные ниже

модели, утрачивают связь с их первоначальным, пространственным значением:

семантика внутреннего пространства воспринимается говорящими на русском языке

как непространственная.

1. ПСМ пространственно-определительной характеризации.

Образно-ассоциативная репрезентация внутреннего человека может осуществляться

путем приписывания субъекту характеризации некоторых постоянных (или

устойчивых) пространственных признаков. Фактический материал дает возможность

выделить две разновидности указанной модели.

1.1. В ПСМ, схематически представляемой в виде Х какой / каков,

внутренний человек получает пространственную интерпретацию посредством

присвоения ему конкретного пространственного признака. Данная ПСМ организуется

именным предикатом с первичным пространственно характеризующим значением,

выраженным прилагательным или адъективированным причастием, и субъектом –

носителем пространственных характеристик, позицию которого занимает имя

целостного или частичного внутреннего человека. Как и в сфере языковой

репрезентации физического мира, пространственная интерпретация внутреннего

человека допускает два типа характеристик (о семантической дихотомии

физического пространства см.: [Галич 2003: 93-116]).

А. В одних случаях пространственная характеристика представляет

собой результат субъективной оценки общего размера (габарита) субъекта психики

(или его «части») либо результат его условных измерений в системе параметров

описания физического мира - двух-, одномерных измерений, как-то: высота,

глубина, ширина, длина и т. п. Предикатами, организующими данную разновидность

ПСМ 1.1, являются прилагательные с первичным дименсиональным (от англ.

dimension – измерение) значением, заключающимся в оценке определенных линейных

параметров или общего размера, величины объекта, ср.: Его мысли глубоки,

память обширна; Это был человек с мелкой душой и узкими интересам; Сердце у нее

большое.

Б. В других случаях пространственная характеристика – это

результат фиксации местоположения «внутреннего» человека в целом или его

«части» в системе координат «близко / далеко», «высоко / низко» - по отношению

к некоему условному ориентиру, как правило неэксплицированному. ПСМ 1.1 данной

разновидности формируют предикаты с дистанциональным значением, ср.: Это

недалекий человек с приземленными интересами, низменными чувствами; Они очень

близки («связаны тесным общением, дружбой, любовью»).

1.2. В ПСМ, схематически представляемой в виде Х есть что,

пространственная репрезентация психических феноменов осуществляется за счет

присвоения им характеризующего имени – названия определенной пространственной

реалии, которой уподобляется внутренний человек. Данную ПСМ формируют именной

предикат, выраженный именем существительным, называющим конкретный

предметно-пространственный объект, и характеризующийся субъект – одна из

многочисленных номинаций внутреннего человека. В зависимости от выбора способа

реализации данной ПСМ в речи метафорически переосмысленный признак

вспомогательного субъекта, лежащий в основе такого уподобления, либо

эксплицируется, либо имплицируется, осознаваясь в последнем случае как

семантические ассоциации - коннотации лексемы, называющей вспомогательный

субъект. Как правило, не допускают указания на свойство, ставшее мотивом

уподобления, предложения классифицирующей характеризации (Без ума голова -

лукошко), а также их семантические эквиваленты – компоненты

полипрозитивного высказывания, занимающие периферийные позиции (актантных

определителей, сирконстантов) и представляющие собой свернутую

пропозициональную структуру. Например: Слова, произнесенные Серебрянским,

невозможно было осмыслить сразу, а потому их приходилось укладывать в

запасники души чуть ли не штабелями (Е. Яковлева. Уйти красиво) -

свойства надежности и долговременности хранения образуют коннотации

«запасников» и материализуются в метафорическом выражении «запасники души».

Образное сравнение, как раз наоборот, легко допускает расширение модели за счет

введения компонентов, называющих основание уподобление феноменов внутреннего

мира предметно-пространственным реалиям, см., например, высказывания, в которых

для изображения психического используются пространственные образы неосвещенных

помещений: Ничего сердце Бенедикту не подсказывало, темно было

в сердце, как в избе зимой, когда свечи все вышли, на ощупь живешь;

была где-то свечка запасная, да поди найди ее в кромешном мраке (Т.

Толстая. Кысь); В душе у Виолетты, безусловно, было

темно, как в старом винном погребе (Е. Яковлева. Уйти красиво).

Особый случай реализации представляют собой языковые выражения и речевые

высказывания, в которых в качестве именного пространственно характеризующего

предиката выступает абстрактное пространственное понятие, полученное в

результате субстантивации прилагательного с дименсиональным значением (

глубина ума, широта души): Естественно, где-то на поверхности

души обиды иногда могут появиться. Но в глубину души их никто не

пустит.(Н. Козлов. Как относиться к себе и к людям.); Принять человека

таким, какой он есть, понять его, простить, и не на словах, а в сердце,

обогреть.Вот что я называю широтой русской души (из

радиобеседы). В подобных случаях, когда грамматическая структура не

соответствует семантической (предицируемый пространственный признак получает

грамматическое значение предмета), приоритетным для выявления модели все-таки

является семантика языковых единиц. Они используются для непосредственной (т.

е. обходящейся без указания на вспомогательный субъект) образно-ассоциативной

пространственной характеризации внутреннего человека и поэтому, по-видимому,

должны быть отнесены к ПСМ 1.1.

Внутренней семантической формой языковых (речевых) единиц, реализующих А-

разновидность модели 1.1., является образ условного (представляемого)

духовного пространства – чувственно воспринимаемого квазипредмета, имеющего

определенные внешние границы, протяженность которых можно измерить. В основе

Б-разновидности той же ПСМ – представление о локализации субъекта внутреннего

мира (или его части) относительно другого объекта (или субъекта),

находящегося на определенном расстоянии от первого.

Естественно, что перенос системы пространственных координат из мира

физического, материального в идеальный мир психического сопровождается

семантическими сдвигами. Как уже было сказано, семантика внутреннего

пространства воспринимается носителями русского языка как непространственная.

Феномены внутреннего мира приобретают пространственные характеристики с иных,

нежели явления внешнего мира, позиций. Как замечает М.В. Пименова, внешнее,

физическое пространство ориентируется на антропометрические признаки

[Пименова 1999]: точка отсчета здесь – человек как субъект оценки с его

представлениями о норме. Пространственно характеризующие предикаты в своих

первичных значениях фиксируют воспринимаемые человеком черты объективного

мира. При этом для пространственной квалификации предметов физического мира

важными оказываются положение человека в пространстве, поле его зрения,

уровень его глаз, рост и др. В области пространственной характеризации

психических субъектов и объектов также действует антропометрия, однако она

носит иной характер.

Человек как носитель определенного внутреннего содержания «измеряется» по иным

«законам»: пространственные предикаты фиксируют соответствие (или

несоответствие) психологических качеств, состояний, действий или внутреннего

содержания личности в целом – вкусам, нормам, нравственным идеалам,

практическим интересам человека, его представлениям о полезности и

функциональности. Предикаты, пространственно характеризующие внутреннего

человека, развивают разнообразные аксиологические значения. Эти предикаты

(фиксируют) выражают и собственно психологические оценочные значения,

относящиеся к так называемым сенсорным оценкам, которые, как отмечает Н.Д.

Арутюнова, характеризуют в большей мере вкусы, а также чувственный,

психический, опыт субъекта оценки, чем ее объект. «Субъект психологической

оценки выступает в этом случае как психический. рецептор и в качестве такового

характеризуется тонкостью или грубостью восприятия - с одной стороны, и

глубиной или поверхностью переживаний – с другой.» [Арутюнова 1988: 76]. Таковы

«пространственные» предикаты со значением степени, силы проявления чувства (

глубокая страсть, глубокая радость, большая радость,

мелкая тревога), основательности, широты знаний и интересов (глубокая

идея, глубокие знания, узкий интерес, широкий интерес). Кроме

того, в рассматриваемую лексико-грамматическую группу входят предикаты со

значением этической оценки внутреннего человека. И поскольку духовное начало в

человеке, формируемое этическим и эстетическим чувствами, моделируется языковым

сознанием по вертикали, в соответствии с особенностями его телесной организации

(вертикальное положение тела человека, подчинение закону тяготения, делающему

естественной ассоциацию идеи высоты или подъема с идей превосходства, в том

числе нравственного, эстетического, идеи низа, падения – с идеями греха,

порока, хаоса), в эти виды оценок вовлекаются метафоры «высоты / низости»

[Уилрайт 1990: 98-99; Арутюнова 1988: 76]. Приведем примеры пространственных

определений имен психических объектов со значением положительной этической

оценки: высокая страсть, высокая / возвышенная душа,

возвышенный ум, возвышенные грезы – и с отрицательной: низкая /

низменная страсть, низкая личность, низкие цели. Наш

материал позволяет говорить о том, что именам прилагательным с первичным

дименсиональным значением не свойственно развивать рационалистические оценочные

значения[8], основными критериями

которых являются физическая или психологическая польза, функциональность,

целесообразность объекта оценки.

2. ПСМ пространственной организации человека.

Пространственно характеризуемые субъекты и объекты внутреннего мира могут быть

представлены объемно - как трехмерные пространства - и потому иметь такие

параметры описания, как ширина, высота, длина, или, «не иметь вообще измерения,

мыслиться как идеальная поверхность, точка или линия» [Пименова 1999: 191]

(этот «плоскостной» пространственный признак актуализируется в высказываниях с

помощью предложно-падежного сочетания На (по) + имя внутреннего человека или

его условного заместителя (На душе тоска; Он мне не по душе; Что у него на

уме? На моей памяти это случалось дважды). Наряду с упомянутыми

пространственными признаками объектам и субъектам внутреннего мира человека

приписывается еще один признак - «вместимость». Предикатно-аргументная

структура высказываний, объективирующих в своих значениях представление о

человеке как вместилище психических феноменов, схематично описывается так:

В Х есть что.

Рассматривая внутреннее пространство человека в этом аспекте, по-видимому,

стоит разграничивать близкие и все же не тождественные (какими, в частности,

они предстают в работе М.П. Пименовой) понятия «объем» и «вместимость» (у

упомянутого автора - «вмещенность»). Из этих двух пространственных

характеристик первая является параметрической (объем - величина чего-н. в

длину, высоту и ширину, измеряемая в кубических единицах [СО 1990: 439], а

вторая - функциональной (вместимость - способность вмещать значительное

количество чего-н., емкость [СО 1990: 91]). Их связывают отношения

обусловленности: именно в силу того, что некий объект имеет высоту, длину и

ширину, т.е. объем, он оказывается потенциальным вместилищем других объектов.

В основе интерпретации внутреннего мира как вместилища лежит универсальное

представление об особым образом организованном пространстве. Рассмотрение

категории вместилища (или контейнера) в системе смежных глобальных когнитивных

категорий позволяет увидеть сложный, производный характер первого. «.Органично

и естественно рождается представление о вместилищах = контейнерах [у автора

выделено прописными. – Е.К.] на базе противопоставления пространства и

объекта, преодолеваемого не только в представлении об объекте в

пространстве, но и в особом представлении самого объекта как берущегося

исключительно в определенном ракурсе - его способности вмещать нечто,

включать это нечто в свой состав, удерживать его в более или менее жестких

границах и т. п.» [Кубрякова 1999: 7].

Лежащая в основе понятия «вместимость» идея пустого пространства, в котором

находятся все выделенные человеком объекты, материальные и идеальные, делает

его вездесущим и позволяет рассматривать мир как нечто похожее на русскую

матрешку, складывающуюся из фигурок разного размера, помещаемых одна в другую

[Там же]. Этот принцип встроенности действует и в сфере концептуализации

человека.

Последний есть одновременно и вместилище, и вместимое. С одной стороны, как

составная часть мира он существует и функционирует в его границах, а с другой -

сам является целым миром, заполненным разнообразными объектами, материальными и

идеальными сущностями (телесными и душевными органами, мыслями, состояниями и

др.). На примере частичных пространственных образов внутреннего человека легко

прослеживается присущий наивной категоризации психического метаморфизм,

обусловленный сменой одного ракурса изображения объекта на другой. Ср.,

например, высказывания, в которых душа представлены и как заполненное радостью

пространство (вместилище), и как наполнение пространства сердца (вместимое):

Вот вам заберутся в сердце, а там душа человеческая, вы

почувствуете некоторый дискомфорт.(из газ. интервью с М. Захаровым );

Но почему же светилась в душе какая-то печальная радость? (В.

Белов. Кануны).

В русской ЯКМ вместилищем самых разнообразных субъектов и объектов внутреннего

мира мыслится как человек в целом, так и отдельные его «части». При этом в

высказываниях, реализующих ПСМ 2, заполненность внутреннего пространства

человека может реализовываться двояко - как реальная или

потенциальная вместимость. В одних случаях пространство внутреннего мира

интерпретируется как полное (заполненное или заполняющееся), в других - как

пустое (опустошенное). И в том и в другом случае семантика пространственной

организации человека выражается грамматически (предложно-падежными формами с

локативным значением в бытийных предложениях) и лексически (предикатами

реальной / потенциальной вместимости – глаголами, прилагательными, в значениях

которых есть сема полноты / пустоты), ср.: В сердце живет

любовь – Сердце наполнено любовью; В голове ни одной мысли –

Проснулся с пустой головой.

Представление о локализации тех или иных психических феноменов может быть

предельно обобщено и схематично описано так: «психическое заключено

где-то в пределах физической оболочки (тела) человека». Информация о

человеке-вместилище внутреннего мира, как правило, эксплицирована в речи,

например в предложно-падежной форме имени, называющего человека (или

указывающего на него), которая выполняет функцию локативного определителя

предиката: В человеке есть странное, булькающее и.кривое подсознание

(реплика Д. Смирновы из телепрогр. «Школа злословия»); Эта ненависть

жила в ней, как живет на теле старое увечье, не причиняя острой боли, но и не

позволяя избавиться и забыть о себе навсегда (М. Юденич. Гость).

Предельно общий характер локализации психического допускает имплицированное

обозначение вместилища (целостного внутреннего человека): данный компонент

семантической структуры высказывания (речь идет о полных предложениях), как

правило, легко восстанавливается из контекста: Казалось, всю желчь,

накопившуюся за долгую неспокойную жизнь и бесславную одинокую старость,

генерал изливал на страницах своих писем. (М. Юденич. Гость).

(Вместилищем желчи («раздражения, обиды, недовольства собой и другими») мыслится

внутреннее пространство человека целостного (персонажа повести), на что

косвенно указывает формирующее предикативное ядро предложения номинативное

подлежащее, выраженное конкретно-референтным именем (генерал).

Внутреннее пространство, как уже было сказано выше, может

конкретизироваться, сужаясь до отдельного органа, квазиоргана душевной

жизни, которым наивным сознанием приписывается способность становиться

вместилищем самых разнообразных явлений, вовлеченных в сферу психической жизни

человека. Например: Все же я попала в ситуацию, которую называют любовным

треугольником. <.> .Никто не знает, какие страсти бушуют

внутри моего сердца, какие чувства (из журн.); .

Прекрасная память позволяла ей держать в голове множество сведений,

которые по первому требованию она извлекала на свет божий (А. Маринина.

Убийца поневоле); Он испытывал нечто похожее, но также не смел следовать

безоглядно переполнявших его душу чувствам (М. Юденич.

Я отворил пред тобою дверь). Помимо того, что все указанные органы помещаются в

границах человеческого тела, имея более или менее определенную локализацию (см.

фразеологизмы сердце не на месте, душа в пятки ушла; жесты,

сопровождающий описание душевных: душа болит за него - рука прижата к

середине груди, повредиться в уме - палец у виска), многие из них сами

могут быть представлены как вместилища самых разнообразных явлений психики (в

наших примерах: сердце и душа – вместилища чувств и страстей голова -

вместилище знаний).

Наконец, как вместилище могут интерпретироваться и различные психические

состояния, плоды интеллектуальной и эмоциональной деятельности (Она нередко

впадал в уныние; Я не в настроении; Уйти?! И в мыслях этого не было (из

разг.); Оно, сознание, медленно погружается в состояние унылой обреченности

(М. Юденич. Я отворил пред тобою дверь.).

Анализ материала позволил отчасти оспорить и уточнить утверждение о том, что

русскому языку свойственно «использование идеальной когнитивной модели

«заполненное пространство внутреннего мира → мелиоративный признак

(положительная оценка)» и противоположной ей модели «незаполненность

пространства внутреннего мира → пейоративный признак (отрицательная

оценка)» [Пименова 1999: 241].

Действительно, в ЯКМ внутренний человека предстает как пространство, заполненное

важными с точки зрения функционирования психического органами (ум, душа,

память, сердце и др.). В том, что наивное сознание интерпретирует человека то

как активное, действующее по своей воли и желанию существо, то как инертную

вещь - вместилище материальных и идеальных субстанций, прежде всего органов и

квазиорганов души и тела, нет непримиримого противоречия. В наивной языковой

анатомии «человек деятельный» представляет собой сложное функциональное

единство нескольких систем, отвечающих за все многообразие действий, состояний,

реакций и локализующихся в определенном органе (квазиоргане, части

человеческого тела, жидкой среде организма), каждый из которых обеспечивает

проявление той или иной способности человека и контроль за ним [Апресян 1995].

Скажем, система физических действий «обслуживается» телом и конечностями (

ноги не идут, рукой ударить, всем телом повернуться), чувства, эмоции -

сердцем, душой, кровью, желчью (любить всем сердцем ∕ душой, сердце

кровью обливается, желчь поднялась в ком-нибудь), интеллектуальная

деятельность - головой, умом, мозгом и др. (голову потерял - о человеке,

утратившем способность здраво мыслить, пошевели мозгами, понимать задним

умом), а все вместе они - мысли, чувства, желания, действия -

контролируются совестью человека, «заставляя его глубоко переживать, если они

не соответствуют нравственным нормам, и менять действия, мысли и чувства так,

чтобы они этим нормам соответствовали»» [Урысон 1999б: 87].

Отсюда можно сделать вывод о том, что заполненность внутреннего пространства

человека функционально значимыми органами как раз и обеспечивает, с точки

зрения наивного языкового сознания, жизнедеятельность, полноценное

существование человека. Таким образом, потеря ∕ отсутствие какого-либо

органа (квазиоргана или части тела) квалифицируется в языке как утрата /

отсутствие закрепленных за ним функций человека, ср.: обезножеть (от

усталости / болезни лишиться возможности ходить) – обезуметь (утратить

способность здраво соображать); потерять пальцы (о пианисте: утратить

подвижность, силу пальцев) – потерять голову (утратить способность

понимать, принимать решения), безрукий (неумелый, лишенный физической

сноровки) - бездушный (равнодушный, лишенный сострадания к людям). Как

видно из вышеприведенных примеров, это правило распространяется и на

уникальные органы «душевной» жизни человека. Характерные для носителей языка

представления о специфике строения человека становятся особенно понятными в

ходе сравнительного анализа высказываний о внутреннем мире животного и

человека, сопровождающегося лингвистическим экспериментом, результаты которого

были представлены А.Д. Шмелевым [Шмелев 1997; Шмелев 2002]: в речи мы скорее

готовы наделить животных разнообразными человеческими душевными качествами,

нежели связать проявления этих качеств с работой каких бы то ни было органов

животных. Животное часто называют умным, хитрым, добрым, ласковым, верным

, достаточно редко безмозглым (безмозглая курица - это оценочная

характеристика человека) или бездушным, ему приписывается способности

думать, вспоминать, забывать, при этом последние обычно не описываются

выражениями типа пошевелить (пораскинуть) мозгами, напрягать память,

выбросить что-то из головы и т. п.

Наивное языковое сознание легко допускает утрату ∕ отсутствие одного из

этих уникальных органов внутренней жизни у человека (не имеет сердца,

бездушный, безголовый, потерял голову - это определения живого человека),

однако такое существование оценивается как неполноценное, ущербное,

поскольку традиционно означает душевную убогость, скудность

эмоционально-интеллектуальных и волевых качеств человека. Принимая во внимание

многофункциональность органов тела, стоит заметить, что в зависимости от того,

каким образом интерпретируется орган - как орган «телесной» или «душевной»

жизни, последствия его отсутствия ∕ утраты для человека могут быть

разными. Потеря головы в бою, на гильотине означает для человека смерть, однако

он вполне может продолжать свое существование на земле, потеряв голову

от любви (то есть утратив способность мыслить, здраво рассуждать) или будучи

совсем безголовым (то есть глупым, несообразительным). Жить без сердца

- центрального органа кровообращения - человек не может (остановка сердца для

него смертельна), в то же время отсутствие сердца как органа чувств такими

последствиями не грозит (бессердечный человек - это человек

здравствующий). Утрата же души как особого органа, воплощения всей внутренней

жизни человека, или духа – особой летучей субстанции, частице высшего в

человеке, то есть опустошение физической оболочки в результате утраты всего

духовного содержания, равнозначна смерти человека, ибо в наивной языковой

анатомии строение человека дихотомично: оно есть единство материального и

нематериального начал, представленных оппозициями дух - плоть, душа - тело.

См., например, высказывание с перифрастическим описанием смерти как опустошения

человеческого тела: . В последнем письме он требовал от сестры, призывая

всех святых, никогда никому не показывать его писем, а лучше всего побыстрее

сжечь их, как только его душа покинет земную обитель (М. Юденич.

Гость); фразеологизм испускать (испустить) дух, в основе которого

лежит представление о том, что вместе с духом (дыханием) человека покидает его

душа.

Таким образом, представление внутреннего пространства как лишенного некоторых

уникальных органов «душевной» жизни или вообще пустого оценивается как

нежелательное отклонение от нормы, которой в русской ЯКМ является

определенный базовый «анатомический» состав внутреннего человека.

Однако из этого не следует, что заполненность пространства внутреннего мира

всегда оценивается положительно. Характер оценки, как правило, обусловлен

не самим фактом заполнения внутреннего пространства человека, а качественными и

количественными признаками заключенных в его условных границах феноменов. Как и

всякое другое, подобным образом организованное пространство, внутренний человек

«не является простым вместилищем объектов, а скорее наоборот - конституируется

ими», воспринимаясь именно «через "эманацию" вещей, его заполняющих» [Яковлева

1994: 21].

Исследования показывают, насколько широк лексико-семантический диапазон

объектов, помещаемых внутрь человека. Помимо «стандартного» набора органов и

квазиорганов, формирующих интеллектуально-эмоциональную систему, и связанных с

ними чувств, состояний, желаний, результатов ментальной деятельности, это могут

быть разнообразные неодушевленные сущности, мифические существа, человеко- и

звероподобные «обитатели». «.Диапазон этих образов, их качество и количество

детерминируются заключенным в текстах опытом человека, народа, человечества,

прежде всего – культурно-историческим, художественным, религиозно-философским,

техническим» [Одинцова 2002: 93]. Например: Братец-то у меня не дурак. Хотя

с огромным тараканом в голове (А. Маринина. Убийцы поневоле); Он

[человек. – Е.К.] сам не знает, что сотворит, иногда такое чудовище

вылезет из головы, за голову схватишься (Д. Гранин. Вечера с Петром

Великим); Я вам пишу звездой падучей, / крылом лебяжьим по весне./ Я вам

пишу про дикий случай/ явленья вашего во мне (А. Кутилов. Я вам пишу

звездой падучей.); Не достаточно ли носить Бога в сердце и

стремиться исполить его волю в повседневной жизни? (А. Мень. Таинство,

Слово и Образ); .Бога нельзя встретить в патристике, для которой

Божественное в человеке – это «благодать» (А. Кураев. Христианская

философия и пантеизм).

Оценка того или иного наполнения внутреннего мира определяется индивидуально в

каждом конкретном коммуникативном акте: отношение говорящего к присутствию в

человеке некоего «обитателя», как правило, не является запрограммированным,

узуальным, заведомо известным и потому попадает в ассертивный компонент

семантики. Исключение, пожалуй, составляют высказывания типа В нем

проснулась совесть, описывающие безусловно положительную ситуацию появления

во внутреннем человеке тех отсутствующих по какой-либо причине компонентов,

наличие которых, с точки зрения наивной анатомии, является непременным, само

собой разумеющимся для носителей данной языковой культуры условием полноценного

существования человека (см. об этом выше). В остальных случаях оценка

наполнения внутреннего пространства варьируется от одной речевой ситуации к

другой.

Так, например, присутствие во внутреннем человеке нескольких лиц (конкретных

или собирательных) оценивается по-разному:

· Как норма (нейтрально):

Конечно, во мне живет, кроме социального человека, человек профессиональный

(из телеинтервью с Н. Цискаридзе). Широкий ролевой диапазон личности,

предполагающий наличие в человеке нескольких «я», каждое из которых

отождествляется с определенным состоянием или ролью, в свете современных

научных концепций представляет собой норму обыденного сознания (о многомерности

человека в современной научной языковой картине мира см. в 3.2.).

· Как положительное явление:

С годами не исчезло то ощущение возможности обсудить с ними [родителями.

- Е.К.], скажем, точное слово для перевода или жизненную проблему. Родители

бессмертны, пока они остаются в моем сердце (из газ. интервью с Д.

Набоковым). В представленном текстовом фрагменте присутствие близких, родных

людей в сердце человека связывается с внутренним покоем, уверенностью в своих

поступках и потому оценивается через мелиоративные признаки.

· Как негативное явление:

Человек или люди, ставшие причиной столь тяжких страданий, должны перестать

существовать в мыслях.Существование человека нельзя, если мы с вами,

разумеется, не синдикат киллеров, прекратить, но о его существовании можно

забыть, стереть файл с его именем из собственного персонального компьютера

(М. Юденич. Я отворил пред тобою дверь.). В данном случае речь идет об

обитателях внутреннего мира человека, причинивших боль, пребывание которых

оценивается как нежелательное, опасное, подлежащее устранению.

В оценке наполнения внутреннего человека важную роль играет количественная

характеристика первого. Однако, как уже было замечено, говорить о некоем

общем правиле, закономерности вроде «мало – плохо», «много – хорошо» не

приходится. Заполненность всего внутреннего пространства может

интерпретироваться говорящим по-разному.

В одних случаях признак полноты сверх меры актуализируется при описании

негативных эмоциональных и ментальных состояний. См., например: фразеологизм

капля, переполнившая чашу (терпения) - о незначительном обстоятельстве,

которое вызвало проявление чьего-либо долго сдерживаемого раздражения, гнева;

высказывание: И если твое сознание не зашлаковано, ты эту

[эмоциональную. - Е.К.] память считываешь (из телеинтервью с С.

Маковецким), где «зашлаковать» используется как синоним «заполнить» и

отличается от последнего коннотативным признаком вредоносной заполненности,

мешающей нормальному существования человека (зашлакованный буквально

значит «замусоренный, забитый отходами, сгустками отработанного вещества»).

В то же время в основе сообщения о пребывании человека в благостном

состоянии также может лежать представление о заполненности его внутреннего

пространства определенными психическими сущностями:

Сердце переполнилось радостью; Если его [А. Басова. - Е.К.] не

уложить спать, он мог вещать целые сутки. Потому что был наполнен

пространством, мечтами - все бурлило и клокотало (из газ. интервью с

И. Басовым); Он. не смел следовать безоглядно переполнявшим душу чувствам

[внезапно возникшему между вчера еще незнакомыми людьми чувству душевной

близости. - Е.К]. Однако, не совладав с их порывом, он вдруг протянул вперед

свою худую, заметно дрожавшую руку - и Павлов подхватил ее и поцеловал,

прижавшись мокрым от слез лицом к сухой и шершавой слегка коже (М. Юденич.

Я отворил пред тобою дверь.). Признак заполненности внутреннего пространства

актуализирован при описании положительных эмоций, в приведенных примерах

аффектация представлена со знаком плюс.

3. ПСМ движения (передвижения) в пространстве.

Помимо уже упомянутых характеристик, имеющих самое непосредственное отношение к

категории пространства, наивное сознание приписывает внутреннему человеку

способность пространственного перемещения. В сущности, можно выделить два

основных способа репрезентации отношений субъектов и объектов внутреннего мира

человека - статический и динамический.

Первый из них, статический, позволяет представить отношения субъектов и объектов

психики в отрыве от их развития и ограничиться констатацией факта «обитания»

«внутренней вселенной», пребывания ее предметов в границах некоего идеального

пространства, см. раздел о ПСМ 2. (Представление о пространственно-предметном

устройстве внутреннего человека фиксируется при помощи бытийных глаголов типа

быть, существовать, находиться и их эквивалентов, экзистенциальная семантика

которых осложнена характеризующими компонентами: • невыявленности, например:

прятаться, таиться, скрываться; • проявления, например: изображаться,

обнаруживаться, отражаться; восприятия, например чувствоваться,

слышаться, ощущаться [Арутюнова, Ширяев 1983]; • самопроявления, например:

светиться, зреть, сверкать, расцветать [Волохина, Попова 1999]).

Второй способ, динамический, позволяет представить пространственные отношения

объектов и субъектов внутреннего мира в их становлении, развитии. Образность

подобных языковых единиц в большинстве случаев оказывается стертой:

представление о психических состояниях и реакциях человека как о процессах

произвольного или непроизвольного преодоления пространства относится к области

внутренней формы единицы. Исходное значение структуры, как правило, уже не

осознается носителями языка, см., например, следующие предикаты психических

состояний, полученные в результате семантической деривации (стрелка показывает

направление метафорического переноса): шевелиться (о надежде, сомнении)

– «проявляться, пробуждаться» ß «слегка двигаться», встать (обычно об

объектах воспоминания) – «возникнуть, появиться» ß «принять стоячее

положение, подняться на ноги». И хотя первичное значение подобных глаголов в

спонтанной речи уже не осознается, они все же указывают на динамический аспект

пространственных отношений объектов и субъектов внутреннего мира. В

художественной речи значение сочетаний с метафорическими предикатами данной

лексико-семантической группы легко буквализируется, образная модель

пространственного перемещения, движения субъектов психики выходит на первый

план, позволяя автору наглядно, убедительно представить свою модель внутреннего

человека. См., например, развернутый образ пространства человеческой души -

«внутренней вселенной», постоянно пополняющей состав своих «обитателей»:

Если люди/ в меня/ входят,/ не выходят они/ из меня.

Колобродят,/ внутри хороводят,/ сквозь мою немоту гомоня (Е.

Евтушенко. «Если люди в меня входят.»).

Категоризация явлений внутренней жизни человека как движения в пространстве

есть одно из проявлений образа-архетипа жизни - пути, входящего в число

универсальных праобразов человеческого сознания («мифологического

универсума») [Кузьмина 1995; Лакофф 1988]. «Данный "путь" [субъектов и

объектов внутреннего мира. - Е.К.] метафорически основан на физическом

восприятии движения объектов и субъектов в объективном пространстве»

[Пименова 1999: 218]. И потому в языке (речи) при выборе такого способа

описания психического реализуются все основные компоненты исходного фрейма

«движение»: агенс (свободно перемещающееся лицо, предмет) - предикат

перемещения (изменения положения в пространстве) - пространственные ориентиры

движения (исходный ∕ конечный пункт, направление, трасса, область

передвижения).

В зависимости от выбора синтаксической конструкции (глагольная -дативоподобная

[9]) и характера заполнения агентивной позиции внутреннее движение может

быть репрезентировано как невольное, осуществляемое независимо от воли и

желания человека, или, наоборот, как активное, в той или иной степени

осознанное, контролируемое им. Как в дативоподобных конструкциях, так и в

глагольных (в том случае, если агентивная позиция отводится не реальному

субъекту психической активности, а отчужденной от него «части» - самостоятельно

действующей субстанции) реализуется представление о непроизвольности

внутреннего состояния. Если же в актантной структуре предиката движения в

роли агенса выступает субъект состояния, психическое предстает как произвольное

(ср.: До меня дошло в значении «Я понял» - Дошел до всего сам;

Ему в голову пришла такая мысль - Он пришел к этой мысли не сразу).

В качестве предикатов состояния используются глаголы движения. Для

семантической интерпретации явлений психики в рамках данной модели, помимо

произвольности - непроизвольности движения / перемещения, значимыми

дифференциальными признаками являются также замкнутость – открытость

внутренних квазипространств, репрезентированных как область перемещения

объектов и субъектов психики (ср.: изливать душу кому – влезть в душу

кому; выйти из себя – прийти в себя; выбросить что-либо из головы – вбить

что-либо себе в голову и др.).

Анализ аффиксальной и корневой семантики предикатов движения, используемых

для описания внутреннего человека, а также их актантной структуры позволяет

выделить три разновидности ПСМ 3, характерные для динамического способа

репрезентации пространственных отношений субъектов и объектов внутреннего

мира человека: 1) движение в границах пространства, 2) выход за границы

пространства вовне, 3) проникновение внутрь пространства извне.

Описание указанных пропозитивных структур, их образно-ассоциативного

потенциала было бы неполным без предварительного рассмотрения СК субъекта,

организующей событийную семантику этих субкатегориальных моделей, и поэтому

оно будет представлено в главе 3, посвященной актантным непространственным

категориям.

Богатство образного содержания СК и субкатегориальных моделей пространственной

репрезентации внутреннего человека, обусловленное ассоциативным характером

человеческого мышления, создает оптимальные условия для усиления

выразительности и изобразительности высказываний, имеющих разнообразное

функционально-речевое назначение. Узуальные, максимально идиоматичные выражения

со стертой внутренней формой, ставшие языковыми клише, как правило, выполняют в

речи номинативно-характеризующую функцию. Они позволяют описывать различные

нюансы психических состояний и качеств личности, в частности: ▪ оценить

силу чувства, степень эмоционального потрясения и их продолжительность (

любил глубоко, огорчен до глубины души, грусть безгранична), ▪

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8


© 2008
Полное или частичном использовании материалов
запрещено.