Диплом: Способы выравнивания когнитивного диссонанса в переводе поэтических произведений (на материале сонетов Шекспира)

бренное тело ничего не стоит: «только прах исчез, Не стоящий нисколько

сожаленья, то, что отнять мог головорез, Добыча ограбленья, жертва тленья».

Переводчик не стал вводить слово «черви», но «добыча» у него осталась.

Действительно, для слуха и восприятия слово «черви» не совсем красивое и тем

более никак не соответствует таким красивым образам, которые нарисовал Б.

Пастернак.

Переводчик передает настроение сонета, в котором противопоставляются образы

светлого и темного – души вечной и жизни быстротечной. В переводе это видно –

острог, смерть, прах, сожаленье, жертва, тленье – живая память, лучшая

частица, дух. Таким образом, образно-семантический строй сонета создан близко

к оригиналу. Перевод Б. Пастернака – это сохранение всех элементов образного

ряда Шекспира. Коммуникативное намерение автора ТО, то есть прагматическая

сущность, зримо отражается в ТП. Достигнута динамическая эквивалентность,

перевод звучит естественно для русского читателя.

Перейдем к рассмотрению фонетических особенностей перевода. Перевод написан

пятистопным ямбом, система рифм соответствует оригиналу: abab cdcd efef gg.

Переводчик сохраняет консонансные рифмы первых строк, передающих мысль о

смерти (оСТРоГ навеК СТРажу СТРоК). Аллитерации также присутствуют в переводе

– earth. earth – в землю мой земной. Переводчик стремится даже фонетически

быть адекватным оригиналу.

Если мы посмотрим на перевод с точки зрения синтаксиса, то в нем мы не найдем

никаких авторских знаков препинания, переводчик четко придерживается

интонации автора ТО. Сохраняются сложные предложения. Переводчик вводит

причастия и деепричастия, которые лучше звучат для русского читателя, да и к

тому же они являются способом компрессии русской строки, которая, как

известно, намного длиннее английской.

Переводчику удается вскрыть лексические связи между словами, он уловил смысл

понятий, включенных в одно слово, как это было с «dregs of life». Переводчик

обращается к словарной дефиниции слова «dreg» и раскрывает на ее основе образ

– «прах, не стоящий сожаленья». Автор перевода рисует этот образ, установив

связь между словом «dreg» и строчкой – «The coward conquest of a wretch’s

knife», таким образом, тело воспринимается переводчиком, как отбросы. Оно

может быть уничтожено совершенно нелепо, ударом ножа, в то время как душа

будет жить вечно – в стихах поэта. С нашей точки зрения, переводчик подбирает

очень точное понятие «головорез», оно передает смысл слова «knife».

В данном переводе диссонансы сняты на уровне дискурса, текста и системы.

Переводчику удается раскрыть связи между словами, передать образы

последовательно. Эти образы органически отражаются в единой системе сонета.

Таким образом, переводчик находится на высшем уровне переводческой

компетенции

II.2.4. Шаги для уменьшения когнитивного диссонанса в переводе С.Я. Маршака

Текст перевода находится в приложении № 9.

Рассмотрим перевод с точки зрения получателя речи: бросаются в глаза

многочисленные образы, метафоры. У С.Я. Маршака появляются элементы, которых

нет в оригинале.

Проанализируем перевод с лексико-синтаксической стороны; присутствуют ли в

нем ключевые слова оригинала и, соответственно, узнаем, передается ли

коммуникативное намерение автора ТО. Сравним, есть ли общая лексика.

Arrest – арест, bail – выкуп, залог, отсрочка, memorial – памятник, dead –

смерть, line – строчки, spirit – душа, the better part of me – лучшее во мне,

dregs of life – осадок, остающийся на дне, the coward – бродяга встречный.

Все ключевые слова сохранены, однако, Маршак свободно переставляет их на

другие места, не стремясь следовать за образами автора ТО. Так, первые две

строчки, вводящие тему, не содержат намека на смерть, слово «аrrest»

переводится буквально – «арест», а само слово «смерть» вводится только в 10-й

строчке. Однако читателю понятно, куда поэта отправят под арест, так как

далее содержатся такие слова, как «глыба камня», «могильный крест», которые

не оставляют сомнений в правильности понимания ситуации. Затем переводчик

сообщает, что в стихах поэта можно найти «все, что во мне тебе принадлежало»,

«с тобою будет лучшее во мне». Читатель из довольно пространного сообщения

понимает о том, что останется после смерти. Но ведь у каждого ассоциации

разные. Только в последней строчке автор сообщает, что останется после смерти

– это душа. У Шекспира «душа» появляется уже в 8-й строке. Возможно,

переводчик хотел усилить эмоциональность и поэтому вводит ключевое слово

только в конце, но получилось, что вся эмоциональная напряженность

оказывается на слове – «мое вино», а потом уже на «душе», так как перед

словосочетанием «мое вино» находится тире, то есть пауза. Вероятно, «вино»

появилось по ассоциации от слова «dreg» (осадок), а получилось, что на него

падает основное лексическое ударение.

С тобою будет лучшее во мне

А смерть возьмет от жизни быстротечной

Осадок, остающийся на дне,

Ей – черепки разбитого ковша

Тебе – мое вино, моя душа.

Образ, построенный на словосочетании «dregs of life» занимает четыре

последние строки. У читателя возникает вопрос: «Почему бродяга может похитить

осадок?» Непонятно русскому читателю, не знающему оригинального текста. При

чем здесь черепки разбитого ковша? Хотя, конечно, если человеческое тело

рассматривать как бокал, его содержание – вино – это наша душа; сам бокал

может легко разбиться, но в переводе нет намека на то, что кто-то может этот

бокал разбить. Вино останется после разбитого ковша. Может ли такое быть? Во-

первых, из ковша вино не пьют, вероятно, ковш появляется для рифмы. Во-

вторых, вино испаряется, а значит присутствует не вечно. Шекспир же

подчеркивает, что душа сохранится в стихах и будет вечной памятью. Образ,

нарисованный переводчиком, недостаточно точно передал мысль автора ТО. Хотя

метафора – тело – бокал, а вино в нем – душа – необычайно красива.

Рассмотрим строчку «То, что похитить мог бродяга встречный». Опять нет намека

на то, что подразумевает Шекспир (случайность человеческой жизни). У Шекспира

«a wretch’s knife» дает четкое представление об убийстве от рук злодеев, у

Маршака более нейтральный образ – «бродяга». Он ассоциируется с чем-то, что

вызывает жалость, а совсем не опасения за свою жизнь. «Бродяга» не страшный,

как «нож», поэтому значение этой строчки, понятное у Шекспира, совсем

непонятно у С.Я. Маршака. Снова образ теряется в переводе.

Распределение по строфам основных смысловых единиц в переводе совпадает с

распределением соответствующих единиц исходного текста, однако, структуры

основных образов и их заполнение в тексте перевода отличаются от аналогичных

структур оригинала. Переводчик выделяет существенное.

Автор ТП сохраняет пятистопный ямб, систему рифмовки, используется

консонансные рифмы (оТПРавяТ ПоД аРеСТ, оТСРочка). Автор перевода стремится

использовать повторы, там где они есть в оригинале, например, в 5-ой строке:

reviewest – review – вновь и вновь. Сонет сохраняет звучание, мелодию.

Таким образом, сохранение в тексте перевода образной системы оригинала при

существенном изменении некоторых элементов этой системы приводят к изменению

воздействия текста на читателей. Диссонансы, возникающие на уровне дискурса и

текста, снимаются. Переводчик передает общее настроение сонета адекватно,

придерживается интенции «соответствовать структуре», но заботясь о красоте

русского языка, переводчик не воспроизводит некоторые скрытые подтексты

оригинала и не добивается адекватного воздействия на читателей. Получается,

что переводчик вскрыл системные связи между словами, правильно связал слова в

образы, но передал их в какой-то другой, отличной от Шекспира форме.

Наверное, это можно объяснить тем, что перевод сделан великим поэтом, хорошо

знающим традиции русского языка, имеющим опыт нескольких поколений мыслителей

и писателей. Великий поэт неизбежно нарисует свои образы, вкропит их в

элементы ТО. Если не отражаются элементы системы, то и часть дискурса будет

не раскрыта, не проработана.

Посмотрим, какие трансформации использовал автор перевода:

1). Добавления – 3-я строка полностью; в 7-ой строке есть добавления.

2). Перестановки – очень много; порядок элементов образного строя не

сохраняется.

3). Опущения – довольно много: consecrate, the prey of worms, but be

contented, the coward conquest of a wretch’s knife, the worth.

Итак, переводческая компетенция таких выдающихся поэтов, как Б.Л. Пастернак и

С.Я. Маршак очень высокая, об этом свидетельствуют их переводы,

завораживающие своей красотой и притягивающие взгляд читателей. Они способны

снимать диссонанс в полном когнитивном пространстве. Об этом свидетельствует

одно высказывание Б.Л. Пастернака о его работе над переводами Шекспира:

«Переводить Шекспира – работа, требующая труда и времени. Это каждодневное

движение по тексту ставит переводчика в былые положения автора. Он день за

днем воспроизводит движения, однажды проделанные великим прообразом. Не в

теории, а на деле сближается с некоторыми тайнами автора, ощутимо в них

посвящается». [39, с.178]. Нельзя сблизиться с тайнами автора, не проработав

текст на уровне дискурса, речи и тем более языка. Мы видели, что переводчику

это вполне удалось

С.Я. Маршак учитывает две переводческие интенции («соответствовать структуре»

и «соответствовать цели») и делает анализ на уровне вербальных коммуникаций –

дискурса и текста. Маршак – поэт превалирует над Маршаком – переводчиком, и

он выстраивает свои образы, достойные восхваления, но отличные от образов

Шекспира. Так, Андрей Зорин [40, с. 284] приводит цитату из одной статьи,

вышедшей в 1969 году: «Спокойный, величественный, уравновешенный и мудрый

поэт русских сонетов отличается от неистового, неистощимого, блистательного и

страстного поэта английских сонетов».

Б. Кушнер пытается быть ближе оригиналу и переводит слова, передает стиль

подлинника, не заботясь о ясности русского языка. В результате, мысль

понятна, но слух режут слова, не совсем адекватные для русской речи.

Адекватный перевод возможен только при анализе дискурса, текста, системных

связей слов.

II. 3. Особенности переводов 73-го сонета Шекспира

II.3.1. Коммуникативное намерение и особенности языка и стиля Шекспира в 73-

ем сонете

Текст 73-го сонета находится в приложении № 10.

Рассмотрим коммуникативное намерение автора, какие средства помогли ему

донести его до читателей. Семантически, тематически и стилистически наиболее

существенными являются повторяющиеся в тексте значения; в плане обозначающего

особенно важны редкие слова и слова, выступающие в необычных сочетаниях. Для

раскрытия содержания мы будем рассматривать семантическую структуру, то есть

лексико-семантические варианты, тематическую принадлежность, коннотации и

ассоциации слов, обращая особое внимание на повторяющиеся значения и редкие

слова.

Первая строчка раскрывает тему сонета: он рассказывает о последовательной смене

времени года, времени суток и последовательном течение человеческой жизни.

Слово «time» проходит через весь сонет, сочетаясь, с одной стороны, со словами,

обозначающими увядание природы, с другой стороны, оно относится к рассказу об

угасании человеческой жизни. Тема времени повторяется в словах: year, day,

youth, night, sunset. Мы обнаруживаем лексические связи слова «time» с

последующими словами. Шекспир рисует осенний пейзаж, мерцание сумерек,

предвосхищающих темную ночь, угасающий огонь – все это последовательные картины

действия времени – оно движется вперед: осень (желтые листья), то есть

день – сумерки – темная ночь – сон (двойник смерти).

Слова второй строки вводят тему природы: yellow leaves. Слов этой группы в

дальнейшем много: boughs, cold, cold, bare, birds. Е.Ю. Куницына [25, с.104]

отмечает, что образы, связанные с природой, являются наиболее

распространенными в произведениях Шекспира. Оказывается, образ yellow leaf

встречается еще в одном произведении Шекспира и принадлежит самому поэтичному

его персонажу – Макбету. Макбет ассоциирует старость с желтым листом – это

один из наиболее емких образов поэта.

То, что в сонете говорится об угасании жизни, мы определяем по словам,

которые несут значение законченности, конца, последнего срока: yellow leaves

– желтые листья (жизнь их коротка), ruin’d choirs – разрушенные церковные

хоры, boughs which shake against the cold – ветви, дрожащие от холода

(вызывают ощущения жалости, тоски), twilight – сумерки (переход от светлого к

темному – от жизни к смерти), sunset – заход солнца (снова жизнь уходит),

black night – темная ночь, death’s second self - здесь, вообще, слово

«смерть» проговаривается, ashes – пепел (то, что остается от когда-то

крепкого дерева, то есть жизнь угасает по мере того, как уходят силы

молодости). То, что жизнь уходит, мы узнаем из глаголов: hang, shake, fade,

seal up, expire, take away, leave.

Мы наблюдаем общие компоненты в семном составе значений слов и в коннотациях.

Обратимся к редким словам и необычным сочетаниям. Во-первых, в сонете много

повторов: thou mayst in me behold (1-ая строка), in me thou see (5-ая

строка), in me thou see’st (9-ая строка). Но зачем поэт в первой строке

употребил слово «behold» вместо обычного глагола «see»? Вероятно, он хочет

сделать на этом слове логическое ударение и подчеркнуть его. Во всех повторах

употребляется необычный порядок слов, то есть инверсия – это придает особую

выразительность речи поэта. Подлежащие, следующее в результате нарушенного

порядка слов за сказуемым, оказываются выделенными и получают коннотации

эмоциональности. К предметно-логической информации ничего не добавлено этими

повторами, но внимание читателей обращается на то, как происходит процесс

увядания.

В данном случае повтор является анафорическим (in me thou see’st), так как

повторяющиеся элементы расположены в начале строки. Повтор лексических

значений представлен синонимами: behold, see и preceive. Повтор объединяет в

одно целое перечисление элементов природы. За этими повторами, охватывающими

весь сонет, то есть три его катрена, следуют образы угасания жизни. В конце

каждого из трех катренов представлены образы, связанные с их началом. В

первом катрене, начинающемся с желтых листьев, логически завершают катрен

голые ветви деревьев. Второй катрен начинается с сумерек жизни и

заканчивается темной ночью, в которую приходит сон, как двойник смерти. И

третий катрен говорит о пепле, на котором гаснет огонь; пепел подобен

смертному одру (the death-bed). Получается, что образы, нарисованные в начале

каждого катрена, логически завершены в его конце, и сонет, начинающийся с

описания осени, заканчивается угасанием жизни, так как слово «смерть», в

конце концов, произносится.

Поведем итог сказанному. Итак, основная тема сонета – угасание жизни,

размышления о смерти. Образы осеннего пейзажа, мерцающих сумерек, темной ночи

и угасающего огня создают поэтическую картину увядания человеческой жизни.

Сонет рассматривают как пример высокого поэтического мастерства Шекспира.

Язык его высоко метафоричен. Шекспир нашел три образа (осень, сумерки,

угасающий огонь), которые разворачивают перед нами картину грусти, так как

жизнь уходит. И снова то, что волнует поэта в жизни, вплетается в его стихи.

«Bare ruin’d choirs, where late the sweet birds sang» - поэт ведет речь о

разрушенных церковных хорах, которые напоминают сплетенные вверху в виде арок

ветви огромных деревьев. Оказывается, что в Англии XVI в. происходил процесс

секуляризации типичной картиной того времени, и это заставило Шекспира

сравнить голые осенние ветки со сводами готических разрушенных храмов.

Стремление к эмоциональной экспрессивности приводит к обилию инверсии. Поэт

использует предложения с придаточными, которые поддержаны анафорой. Структуры

с придаточными предложениями, вводимыми словами: when, as, which, that

позволяют раскрыть процесс угасания жизни в достаточно коротком произведении.

Рассмотрим сонет с точки зрения использованных фонетических средств.

Общая фонетическая окраска текста создается выделяющимися на общем фоне

повторами. Повторы, кроме их функции, которую мы уже отметили, выполняют и

ритмическую функцию. Ощущение грусти, ожидание кончины создается образами и

ассоциациями со смертью, но и на фонетическом уровне эти ассоциации

поддерживаются частыми повторениями звуков [d], [t], [s] = time, behold,

boughs, cold, sweet, see, twilight, such, second, death, bed, must, strong и

так далее. Создается минорная тональность звучания.

И в конце, мы хотели бы в схематичном виде показать все элементы образной

системы Шекспира, для того, чтобы в дальнейшем сравнивать ее со схемами,

которые получатся у нас при анализе переводов 73-го сонета. Схема эта удобна,

потому что сразу будет видно, какой элемент образа утратил тот или иной

перевод.

1-ый катрен 2-ой катрен

3-ий катрен

желтые листья - yellow leaves	сумерки – twilight	огонь –fire
голые ветки – boughs	заход солнца – sunset	пепел – ashes
опустошение – ruin	темная ночь – black night	смертный одр – the death-bed
сон (смерть) – Death’s second self

Если мы сведем все эти элементы трех катренов в один, у нас получится

следующая схема:

День Сумерки Ночь Сон (двойник смерти)

Смертный одр

II.3.2. Методы уменьшения когнитивного диссонанса в переводе Н. Гербеля

Рассмотрим 73-ий сонет в переводе Н. Гербеля (текст его перевода находится в

приложении № 11).

Этому переводчику принадлежит заслуга первого полного издания переводов

сонетов. В 1865 – 1868 г. Н. Гербель подготовил первое в России полное

собрание драматических произведений Шекспира. Именно он по-настоящему

познакомил русского читателя с сонетами. Проанализируем сонет с точки зрения

содержания, а именно рассмотрим лексико-семантическую структуру сонета, его

композицию.

Перевод состоит из трех катренов и заключительного куплета, которые так же,

как в ТО передают картину увядания. Первый катрен рисует осеннюю непогоду. В

переводе исчезают «yellow leaves», которые в сонете являются показателем дня

(а это элемент образного ряда). Слово «желтые» по ассоциации связывается с

солнцем; «день» является первым образом в цепочке образов Шекспира, поскольку

далее идут «сумерки» и «ночь». Поэтому «желтые листья» убирать было

неправомерно. Шекспировский образ уходящей жизни в первом катрене передается

с помощью слов: shake, hang, boughs, bare, ruin’d choirs – все они

подразумевают и вызывают в подсознании тревожное состояние обреченности,

беззащитности, открытости всем бедам и напастям. Здесь, Шекспир, в маленьком

катрене описывает кусочек жизни, но сколько много труда вмещается: желтые

литья висят (человеческая жизнь теплится, но она скоро уйдет, как желтые

листья облетят с деревьев) – голые ветви (последние силы ушли от человека,

как облетели листья). Вот, только, что здесь пели песни птицы, а сейчас

разрушения, хаос, опустошение. У Н.Гербеля получилась такая картина: дерево

осталось с несколькими листочками, но и их скоро уже не будет, а еще совсем

недавно дерево было мощным, в тени ветвей его пели соловьи. Т.о, здесь мы

также ощущаем угасание – от крепкого стержня до постепенно исчезающих

жизненных сил. Мы видим в первой строчке и ключевое слово «time», только оно

трансформировалось в слово «пора», таким образом, переводчик начал вести свой

отсчет времени о том, как угасает жизнь. Шекспировские глаголы «hang» и

«shake» очень точные для передачи беспомощного состояния человека, который

чувствует близкую кончину и поэтому уже как бы «висит» между жизнью и смертью

и трясется от малейшего дуновения, потому что ждет, что оно и будет

последним. У Шекспира эти глаголы сочетаются с желтыми листьями и ветками, а

у переводчика с листьями сочетается лишь один глагол «бьется» - он очень

хорошо передает ситуацию; второго глагола в переводе нет. Правда, есть глагол

«щиплет», он сочетается со словом «непогода», то есть в переводе показано,

как внешние факторы действуют разрушительно, а не сам организм увядает.

Мы не видим в переводе намека на разрушенные церковные хоры, то есть никак не

отражается, во-первых, намек на разрушенные монастыри, во- вторых, на процесс

угасания жизни. Катрен начинается с голых деревьев и ими и заканчивается.

Рассмотрим второй катрен. Перевод начинается с повтора: «Во мне ты видишь.»,

то есть сохраняется сцепление, логически продолжается тема. Исчезают красивые

шекспировские «сумерки», символизирующие переход от жизни к смерти. У

Н.Гербеля получились сразу потемки. Строчка «В котором солнце лик свой клонит

на закат» передана очень точно. В следующей строке Шекспир двумя одинаковыми

словами by and by передает динамику - ночь мчится быстро, чтобы унести день,

она хочет захватить власть над днем. У Н.Гербеля очень хорошо получается

передача этого образа, он говорит: «А ночь уже спешит над жизнию сурово

Распространить свой гнев, из черных выйдя врат». Но, увлекшись образом ночи,

переводчику не хватает места, чтобы рассказать о том, что ночью приходит сон

– двойник смерти. В переводе нет упоминания о смерти, то есть центральное

понятие потеряно.

Центральный образ третьего катрена – угасающий огонь. Н.Гербель нарисовал

красивую картину, метафорически уподобив героя костру, который едва пылает и

лишился уже всех сил. Н.Гербель хорошо связывает этот образ со временем –

костер зажгли утром, то есть в начале жизни он пылал, а к вечеру (к концу

жизни) лишился сил, так и человеческая жизнь пылает, прогорает и потухает. В

этом катрене не сохранился пепел, нет смертного одра, которые подводят к

логическому завершению жизни человека. Вместе с тем, «пепел» как нельзя лучше

передает образ завершенности чего-то, что раньше жило, развивалось, пылало,

стремилось к жизни, но лишившись сил, превратилось в золу, которая и является

могилой пылающего раньше огня. У Н.Гербеля нет движенья, у него красиво

нарисованный образ, понятный и соответствующий шекспировскому, за исключением

потерянных элементом.

Таким образом, мы можем выстроить схему нарисованных Н. Гербелем образов и

посмотреть, соответствует ли она схеме, построенной по ТО.

1-ый катрен 2-ой катрен

3-ий катрен

несколько листьев	потемки дня	зажженный огонь
	закат солнца	едва пылаю
	черная ночь	Потухаю (не доживаю)

Листья Потемки Ночь Смерть.

Некоторые элементы образной системы выпали и из-за потерянных элементов общая

картина сонета выглядит немного нелепо. При чем здесь листья, а потом

потемки? Таким образом, невозможность вместить все элементы образного ряда в

короткую форму сонета не позволили переводчику адекватно отразить образную

картину постепенного угасания жизни.

Переводчик пытается следовать структуре ТО. Мы видим, что шекспировская

инверсия в первом предложении передается и у Н. Гербеля в виде авторского

тире. Однако Н.Гербель убирает сказуемое из второй строчки в третью –

получается, что снова внимание концентрируется, но никаких дополнительных

смысловых оттенков там нет, а просто чувствуется ненужная пауза, которая

мешает восприятию.

Если посмотреть на композицию перевода, мы видим, что переводчик пытается

сохранить все повторы – анафорические и синонимические, то есть каждый катрен

начинается одинаково, но элементы, следующие за этими повторами, не

соответствуют элементам Шекспира.

Посмотрим на фонетическое оформление перевода. В данном случае, мы видим, что

переводчик пользуется шестистопным ямбом и не везде сохраняет перекрестную

систему рифм. Так, первые два катрена написаны перекрестной рифмой, последний

катрен – опоясывающей, заключительный катрен – смежной рифмой.

В переводе Н.Гербеля встречаются слова, часто употребляемые в разговорной

речи. Так, «дерева», «щиплет», «потемки» являются неподходящими для данного

контекста.

Посмотрим, какие трансформации использует переводчик:

1). Добавления: вводит обращение (милый друг) – нет в оригинале; вводит

дополнительные элементы для раскрытия образов (3-ий катрен состоит из

сплошных добавлений).

2). Опущения: boughs, ruin’d choirs, Death’s second self, that seals up all

the rest, ashes, the death-bed. Некоторые опущения неправомерны, они важны

для воссоздания образного ряда.

3). Генерализация – boughs – деревья.

4). Конкретизация – birds – соловьи; cold – непогода.

Итак, переводчику не всегда удается соответствовать структуре оригинала, он

выкидывает элементы из цепочки образного ряда и не пытается связать части в

целое. Завершенной интерпретации не получается. Следовательно, диссонанс не

снят на уровне текста и системы. Но, безусловно, передана основная мысль, и

она понятна.

II.3.3. Методы уменьшения когнитивного диссонанса в переводе С. Ильина

Текст перевода находится в приложении № 12.

Переводы С.Ильина, опубликованные в 1902 г., интересны главным образом с

точки зрения метрической. Впервые такой большой массив шекспировской лирики

был переведен размером подлинника [40, с.275]. Учитывая, что английские слова

много короче русских, нельзя не отметить, что переводчик, отказавшийся от

лишних 28 слогов, которые давала замена пятистопного ямба шестистопным,

сделал достаточно трудный шаг.

Рассмотрим перевод с точки зрения лексического состава и в плане сохранения

всех элементов образной системы ТО.

Первая строка передана почти дословно, видим здесь ключевое слово «time».

Первый катрен начинается с желтых листьев и заканчивается непогодой.

Переводчик смещает акцент с желтых листьев, дрожащих от холода (здесь и

заключается основная мысль о том, что жизнь постепенно начинает угасать) на

то, что эту жизнь отнимает. В частности, у переводчика получается, что ветер

«рвет», непогода «стонет». Глагол «стонет» очень хорошо вписывается в

ситуацию, так, «непогода стонет» как и нездоровье в конце жизни дает о себе

знать и заставляет человека стонать. Точно так же, как болезни отбирают

последние силы у человека, как будто ветер рвет листья. Желтые листья не

получают продолжения в голых ветках и опустошение. У С.Ильина получается

красивый образ, но не уходящей жизни, как в ТО, а просто ситуации, которая

характеризует состояние обессиленного старостью человека. В плане сохранения

лексики характерно, что переводчик приводит полные лексические соответствия с

некоторыми трансформациями.

Итак, образ нарисован, но движение, которое так важно в ТО потеряно.

Второй катрен начинается с прощального света погаснущего дня, плавно

перемещается к полночи и заканчивается смертью. Движение жизни к концу

ощущается. Причем элементы образной системы адекватны ТО. «Сумерки»

трансформировались в «свет» уходящего дня. Мы ощущаем свет, но он уже

прощальный, то есть элемент перехода от светлого к темному есть. Затем

переводчик говорит, что «тот свет – предвестник полночи печальной» - элемент

точный, только нет стремительного движенья темноты, расползающейся в

пространстве, чтобы захватить в свою власть день. Мы видели, что у Н.Гербеля

лучше передается движение ночи, «ночь» у него спешит, а у С.Ильина «ночь» не

совершает никаких действий. У Шекспира: «In me thou see’st the twilight of

such day which by black night doth take away», - ночь уносит день, побеждает

его, как и смерть, в конце концов, всегда побеждает жизнь.

Далее в переводе С.Ильина говорится о том, что смерть – близкая родня

полночи. Это очень близко оригиналу, только нет никакого указания на сон,

поэтому у читателя может возникнуть вопрос: «Почему ночь – родня смерти?».

Вопрос закономерен, так как переводчик упустил важный элемент в образной

системе – это сон – вот он и является двойником смерти. Потерянный элемент

ведет к ошибке интерпретации, и у читателя нет правильного понимания

ситуации.

Посмотрим на лексические соответствия во 2-ом катрене. Переводчик вводит

множество эпитетов: свет прощальный, гаснущий день; полночь печальная,

угрюмая смерть, близкая родня. Все они соответствуют настроению сонета.

Действительно, какие еще эпитеты можно подобрать к описанию ситуации, когда

жизнь угасает? Но в данном катрене ТО как раз нет этой меланхоличности и

статичности; в этом катрене ситуация обостряется, нагнетается, потому что

автор ТО подходит к образу, который завершает жизнь – это сон (двойник

смерти), и передает он его динамично, стремительно.

Третий катрен перевода рисует огонь, который уже угасает, и пепел становится

его могилой. Все элементы образа передаются. Здесь присутствуют и огонь, и

пепел, и мертвый слой пепла (то есть могила). Но переводчик не совсем

адекватно передает общее настроение катрена: у него появляется мысль, что

огонь борется за жизнь, хочет вырваться из-под золы, но его душит могила и

ничего не удается. В ТО этого нет. Зачем переводчик вводит эту мысль? Разве

она соответствует общей картине сонета? Разве сонет говорит о стремлении

человека преодолеть и победить смерть? Ничего этого нет в ТО. Впрочем, этой

мысли нет и в предыдущих катренах перевода. Оправдано ли введение ее в

кульминации сонета? Тем более, что развязка соответствует настроениям первых

двух катренов. В третьем катрене немного лексических соответствий, совпадают

лишь два ключевых слова: fire (огонь), ashes (пепел).

Заключительное двустишие адекватно передает мысль двух последних строчек

сонета, при чем написаны они у переводчика очень поэтично и красиво.

Итак, посмотрим, что получается в цепочке образов 73-го сонета в переводе С.

Ильина:

1-ый катрен 2-ой катрен

3-ий катрен

желтые листья	свет погаснущего дня	огонь
непогода	полночь	пепел
	смерть	Подразумевается могила

День Свет Полночь Смерть.

Итак, основные элементы образной системы сохранены, но немного

видоизменились, в частности, в начале не восстановлена цепочка, начинающаяся

с листьев, нет сна; конечная схема передает адекватную систему образов с

незначительными изменениями, поэтому читатель получает уже не полноценный

вариант, написанный гением. Диссонанс, уменьшенный на уровне дискурса,

присутствует на уровне текста.

Синтаксическая структура в переводе соответствует таковой в оригинале. Автор

перевода пользуется сложноподчиненными предложениями с придаточными. Третий

катрен, который больше всего не соответствует в образном плане и в

лексическом оригиналу, не соответствует ему и в построении. Так, мы видим

здесь несколько авторских знаков: двоеточие, многоточие; во втором катрене,

где добавляются дополнительные элементы, сразу появляется авторский знак –

тире.

Все повторы сохраняются в ТП.

Редкие слова, которые использует Шекспир (behold и perceivest) для того,

чтобы обратить внимание, в первом случае на то, что увядание сравнивается с

временем года, в последнем случае для того, чтобы усилить эмоциональность в

развязке, передаются и переводчиком. В первом случае вводится обращение

«друг», в другом случае после слова «видишь» идет пауза, так как стоит

запятая и наше внимание приковывается к слову «разлука».

Прочитав сонет, легко заметить, что перевод звучит плавно, эту плавность

придает повторяющийся звук «а» - года, непогода, сладко, прощальный,

печальный, погаснущий, угасанье, старанье. У Шекспира же больше встречаются

тревожные звуки [d], [t], [s]. Эти звуки являются лейтмотивом в музыкальной

теме сонета.

Таким образом, перед нами разворачивается противоречивая ситуация. Переводчик

передает коммуникативное намерение автора, и отдельные составляющие образного

ряда подводят к выводу, то есть переводчик работает с дискурсом, следует

интенции «соответствовать цели». Интенция «соответствовать структуре» также

преследуется (сохранение синтаксических особенностей оригинала), но все же он

теряет некоторые элементы образного ряда, не передает специфические

особенности оригинального текста. Метафорические образы оригинала в переводе

несколько утрачивают свою поэтическую силу и искажают реальность подлинника.

Переводчик стремится сохранить форму, но она не позволяет ему отразить все

содержание. Однако, «художественная адекватность» достигнута, то есть

переданы стилистические особенности и стихотворные характеристики. Перевод

С.Ильина передает смысл, обладает естественностью изложения, но не производит

равнозначного впечатления по сравнению с ТО, так как переводчик вплетает свои

образы, не совсем соответствующие содержанию сонета.

II.3.4. Методы уменьшения когнитивного диссонанса в переводе В.Я. Брюсова

Текст находится в приложении № 13.

А. Зорин [40] исследует историю русских переводов сонетов Шекспира и говорит

о том, что итог русскому освоению Шекспира в XIX в. подвело пятитомное

издание его сочинений, редактором которого был С.А. Венгеров. Туда были

включены 17 старых переводов и 137 новых, для работы над которыми С.А.

Венгеров привлек как поэтов – К. Случевского, К. Фофанова, В. Брюсова, - так

и ведущих переводчиков того времени: Н. Холодковского, В. Лихачева, В.

Мазуркевича, А. Федорова.

В. Брюсова больше всего беспокоила коллективность работы. Его тревожила мысль

о том, что его работа окажется диссонансом в ряду других переводов. Это

побудило В. Брюсова использовать пятистопный ямб и правильное чередование

мужских и женских рифм. Приступая к работе, В. Брюсов говорил о том, что он

будет заботиться при переводе выражений не столько о воспроизведении стиля

подлинника, сколько о правильности и ясности языка.

К трехсотлетию смерти Шекспира В. Брюсов вновь берется за его лирику и,

стремясь в соответствии со своими новыми взглядами на перевод к максимальной

буквальности, переводит 61, 55 и 73 сонеты. Если сравнить новые брюсовские

переводы со старыми, то сразу бросится в глаза куда большая лексическая

точность и прежде всего куда большая приближенность к усложненному синтаксису

подлинника.

Посмотрим, передает ли перевод Брюсова коммуникативное намерение подлинника.

Первая строчка воспроизводится условно. Ключевое слово «время» отражено и в

этом переводе. Образ угасающей жизни, который напоминают желтые листья

продолжается и находит свое логическое завершение в оголенных ветках. На этом

первый катрен заканчивается. Таким образом, получается такая картина: жизнь –

желтые листья – голые ветви. «Церковные разрушенные хоры» потеряны, на их

месте встречаем в переводе слова «там где птицы пели.».

Посмотрим, что происходит во 2-ом катрене. Он начинается, как и у Шекспира, с

сумерек того дня, что гаснет после заката, затем наступает ночь, которая

приносит смерть. Переводчик сохраняет практически всю лексику 2-го катрена.

Остаются неясными последние строчки:

Ночь темная, к покою всех клоня

(Двойник твой, Смерть!), его влечет куда-то!

Трудно определить, кого она (смерть) влечет или кого он (двойник) влечет?

Видимо, переводчик слишком старался сохранить слова подлинника и передать всю

цепочку образного строя оригинала, но, следуя букве, а не смыслу, этот смысл

потерял. Русскому читателю не понятен конец этого катрена. Уместнее было бы

употребить слово «сон», который приходит ночью и является прообразом смерти.

В переводе нет нагнетания обстановки, когда ночь спешит объять день своей

чернотой и захватить в плен сна, чтобы изолировать от всего остального мира.

У переводчика «ночь» клонит к покою. Итак, дословно придерживаясь ТО,

переводчик передает один из элементов образной системы неадекватно, просто

непонятно и затрудняет восприятие.

Лексика 3-го катрена сохранена снова с буквальной точностью.

Ситуация этого катрена передана правильно. У В. Брюсова получилось, что огни

молодости сгорели, отблески былых огней окончат жизнь на ложе пепла (death-

bed) и уничтожит их то, что раньше питало. В. Брюсов – единственный из

переводчиков, кто сохранил слово «youth», а это находится в поле «время» -

это ключевое слово в сонете. Таким образом, Брюсов проводит время через весь

сонет, начиная с угасания сил до могилы. Переводчик очень точно и красиво

передает образ огня, заканчивающего свою жизнь в пепле, а, следовательно, он

передает последний образ данного сонета – смертный одр.

Совсем непонятны последние две строчки сонета, которые должны логически

завершить сонет. Во-первых, не совпадают рифмы. Во-вторых, смысл не ясен. У

Шекспира после длинного монолога о скорой кончине, поэт говорит, что любовь

должна быть крепче, потому что жизнь скоро уйдет и ничего не вернешь. У

Брюсова потерян повтор: «во мне ты видишь», поэтому и логического конца не

получается. Нет обобщения сказанному в сонете, слова переводчика звучат

несколько странно:

И потому, что день, ты любишь строже,

Спеша любить то, что почти прошло!

Посмотрим, какая цепочка образов получается у В. Брюсова:

1-ый катрен 2-ой катрен

3-ий катрен

желтые листья	сумерки	огонь
голые ветви	закат	пепел
	смерть	ложе из пепла

День Сумерки Ночь Смерть Ложе,

где заканчивается жизнь.

Цепочка образов идентична шекспировской.

Рассмотрим работу переводчика в пространстве текста и системы.

Глаголы первого катрена подобраны правильно и соответствуют ситуации: «желтые

листья стали редки», «оголены, дрожа от стужи ветви». Глаголы «желтеет» и

«дрожат» очень верно соответствуют смыслу подлинника, тем более, что «дрожат»

переведено дословно из ТО. В. Брюсов правильно подбирает и вектор действия:

тепло угасает потому, что время пришло, а не так, как получилось в предыдущих

переводах: «непогода щиплет» и Н. Гербеля и «ветер рвет» у С. Ильина.

В. Брюсов нарушает форму сонета, у него получается не четверостишие, а

трехстишие. Для того, чтобы передать смысл ТО, сохранив при этом лексику, В.

Брюсову потребовалась радикальная перестройка всей фонетической структуры. В

последнем катрене нет перекрестных рифм. Зато продолжает жить информационная

система сонета. Хотя вся лексика Шекспира присутствует в тексте перевода,

образы не понятны читателю. Тогда какой толк в буквальности, если мысль

передана недостаточно точно, если не чувствуется атмосфера уносящей день

ночи, если к логической развязке читателей не подвели?

Мы говорили, что поэтический перевод должен быть адекватны. Значит переводчик

должен начинать с целого и соотносить с ним каждую его часть. Анализируя

перевод В. Брюсова, складывается ощущение, что он делал наоборот – начинал с

частей, а целое? Как получится? Все-таки получился целый образ – образ

уходящей жизни. Только читателю нужно догадываться, прикидывать, делать

выводы. А они могут быть неправильными, не соответствующими реальной ситуации

сонета Шекспира.

Перевод В. Брюсова сохраняет смысл и передает дух, производит равнозначное

впечатление, но в некоторых местах вызывает затруднение при восприятии.

Переводчик правильно воспринимает составляющие образного ряда, понимает,

какие символы они несут. Эти образы подводят к выводу о том, какую мысль

хотел автор передать. Видно, что из составляющих образного ряда В. Брюсова

можно сделать логический вывод, сделанный Шекспиром, значит перевод на уровне

дискурса получился. Переводчик понимает завершенный смысл текста, так как

пропозиция «день – сумерки – ночь – смерть – смертное ложе» сохраняется в его

переводе, то есть переводчик работает с текстом, сохраняет сложные

предложения, соответствует структуре сонета на синтаксическом уровне. Но

перевод В. Брюсова хоть и точно воспроизводит все контуры шекспировских

образов, оказывается немного суховат в интонации. Есть непонятно выраженные

мысли в нескольких строчках; образ веток в виде готических арок тоже потерян,

а он важен, так как намекает еще и на социальную ситуацию того времени.

Итак, достичь высшего уровня переводческой компетенции, то есть снять все

диссонансы в пространстве дискурс – текст – система ИЯ - дискурс – текст –

система ПЯ очень сложно, и мы не можем поставить переводчиков на тот или иной

уровень когнитивного диссонанса, потому что видим, что в одном случае, у

одного переводчика получается учесть все параметры ТО (понять ситуацию

текста, его дух, проработать все элементы образного строя и раскрыть

системные связи слов), в другом случае, язык русской поэзии не позволяет

переводчику выразить мысль ТО и найти адекватную форму в русском языке.

Поэтому получается, что переводчики либо вводят свои образные элементы, уйдя

в сторону от мысли оригинала (как у Н. Гербеля и С. Ильина), либо выражают

мысль оригинала замысловато и непонятно (как у В.Брюсова). Бесспорно, какие-

то части переводов этих трех рассматриваемых нами переводчиков, которые

внесли большой вклад в дело знакомства русского читателя с Шекспиром,

являются успешными, и если бы мы попробовали скомбинировать части этих трех

переводов, у нас получился бы идеальный перевод. Перевод, где, повторимся,

диссонанс был бы снят в полном когнитивном пространстве дискурс – текст –

система, который бы сохранил и дух, и атмосферу, и вскрыл скрывающиеся за

словами понятия и ситуации, передал ритмику и мелодию стиха. Нельзя сказать,

что переводчикам не удалось прочувствовать мысли сонета, им это удалось, но

шекспировские настроения передать трудно, слишком многим приходится

жертвовать или, наоборот, сохраняя его настроение, приходится жертвовать

правилами русского языка.

Что может быть труднее перевода поэзии?

Выводы по главе

Анализ девяти переводов трех сонетов Шекспира позволил прийти к следующим

выводам:

1. Все переводчики передают коммуникативное намерение автора оригинала.

Но далеко не всем удается сохранить все элементы образного ряда. Если

переводчику не удается проработать отдельные части текста, то все содержание

текста получается неверным. Возникают ошибки интерпретации. Это произошло с

переводами С.Я.Маршака, Н.Гербеля, С.Ильина.

2. Все переводы сохраняют мысль, но дух и настроение иногда искажаются,

вследствие того, что язык русской поэзии не позволяет передать нужную

тональность.

3. Не все переводчики сохраняют форму сонета – В.Брюсову, Н.Гербелю это

не удается, им не удается сохранить пятистопный ямб и систему рифмовки. Таким

образом, эти переводчики не следуют интенции «соответствовать структуре».

Хотя, В.Брюсов передает все элементы образного ряда и завершенная

интерпретация у него получается. Во всех остальных переводах наблюдаем

размер подлинника и завершенность на пути части и целого, таким образом, все

переводчики, кроме Н.Гербеля достигают 2-го уровня переводческой компетенции.

4. Очень трудным оказывается снятие диссонансов на уровне системы(языка).

Лексические, фонетические связи между словами трудно и порой невозможно

раскрыть. По нашему мнению, диссонансы в пространстве

«(дискурс(текст((система)))ИЯ – (дискурс(текст((система)))ПЯ удается

выравнить только Б.Пастернаку в переводе 74-го сонета.

5. Даже если системные связи между словами открыты, переводчикам не

удается найти адекватных средств передачи этих связей на русский язык.

6. Некоторые преследуют цель передать лексическую точность и приближаются

к синтаксису подлинника (В.Брюсов, Б.Кушнер), но при этом пользуются

лексикой, неадекватной для контекста конкретного сонета, содержание

оказывается облеченным в замысловатые формы, неудобочитаемые на русском

языке.

7. Поэты-перводчики доминируют над переводчиками как таковыми, т.к.

добавляют множество образов, отсутствующих в оригинале, хотя при этом иногда

теряется интонация оригинала.

Проанализировав девять переводов различных переводчиков, живших в разное

время и обладая различными представлениями об эпохе Шекспира и о нем самом,

мы можем сказать, что переводчики (кроме Н.Гербеля) достигают 2-го уровня

переводческом компетенции, уменьшая диссонансы в когнитивном пространстве

«(дискурс(текст))ИЯ – (дискурс(текст))ПЯ». Они добиваются «художественной

адекватности», передают стилистические особенности оригинала и стихотворные

характеристики.

Заключение

Проведенное нами исследование позволило нам убедиться, что когнитивный

диссонанс имеет очень большое значение в теории и практике перевода. Каждый

переводчик неизбежно сталкивается с некими диссонансами в своей работе.

Когнитивный диссонанс – это несоответствие в системе знаний, оно ведет к

появлению психологического дискомфорта, а он в свою очередь побуждает к

действию. В теории перевода когнитивный диссонанс определяется как осознание

ограничений в выборе средств ПЯ, необходимых для адекватного воспроизведения

подлинника. Переводчик осознает, что не может перевести важные элементы

текста, но ему это сделать надо и он ищет выход из ситуации, уменьшая или

устраняя когнитивный диссонанс. Когнитивный диссонанс динамичен. Он

существует на всех уровнях переводческой компетенции. Очевидно, что нельзя

стать профессиональным переводчиком без когнитивного диссонанса. Теория

когнитивного диссонанса по-другому заставляет взглянуть на понятие

непереводимости. Чтобы перевести, переводчик должен найти способ выравнивания

когнитивного диссонанса в пространстве “(дискурс(текст))система)))” для ИЯ и

ПЯ.

Поэтический текст со всеми своими особенностями – метрическими, фоническими,

фонетическими, синтаксическими, мелодическими формирует основу для

когнитивного диссонанса, который и следует уменьшить в переводе. Методы по

уменьшению когнитивного диссонанса следует положить в практику. Когнитивный

диссонанс возникает, когда переводчик должен соединить значение и выражение,

а в персональном дискурсе, к которому относится поэтический текст, выражение

определяет значение. Главенствующая роль принадлежит выражению всего текста,

а отдельные слова и части текста проникаются духом целого. В переводах

Д.Кузьмина, Д.Щедровичкого, С.Маршака, Б.Кушнера образы выстраиваются в одну

систему и подводят читателей к восприятию идей сонета.

Поэтический перевод накладывает множество ограничений, которые не все

переводчики способны вынести. Мы не намерены судить переводчиков за те или

иные упущения, а выводы, следующие из нашего анализа могут быть подвергнуты

критике, но следует отметить, что в некоторых переводах (В.Брюсова,

Н.Гербеля) буквальность нарушила поэтический текст в смысловом и

стилистическом плане. Потеря элементов образного ряда в переводах Н.Гербеля,

С.Ильина привела к тому, что у читателей складывается неполноценная картина

образов сонета. Сохранить исходные аллитерации не получается и там, где

нужно передавать тревожные ноты, в переводах чувствуются спокойные и плавные.

Таким образом, переводчики не раскрывают системных связей слов, поэтому

нарушается тональность оригинала. Трудности вызывает и передача специфических

особенностей политической и социальной обстановки, затронутых Шекспиром.

Цель переводчика прочувствовать переживание автора ТО и передать его, а для

этого он анализирует дискурс, текст, систему. Очень трудно поставить

переводчиков на тот или иной уровень переводческой компетенции, так как в

пространстве одного сонета переводчику удается в одной его части уменьшить

диссонансы в полном когнитивном пространстве, в другой же его части исказить

смысл и не отразить форму. В ходе анализа было установлено, что переводчикам

удается достигнуть второго уровня переводческой компетенции, при этом можно

выделить общие методы уменьшения когнитивного диссонанса. Это:

1) Творческие исключения

2) Синонимические замены

3) Добавления

4) Опущения

Предполагается, что теория когнитивного диссонанса будет использоваться

наряду с другими теориями перевода. Она рассматривается как одна из тех,

которые позволят повышать уровень квалификации переводчиков.

Библиография

1. Алякринский О.А. Поэтический текст и поэтический смысл// Тетради

переводчика. – М.: 1984. – с.20-32.

2. Аникст А.А. Творчество Шекспира Изд-во “Художественной литературы”. –

M.: 1963. – 615с.

3. An anthology of English and American verse. Progress Publishers.

Moscow, 1972. – 719p.

4. Англо-русский словарь. Сост.Мюллер В.К. Гос. изд-во Иностранных и

национальных словарей. – М.: 1956. – 699с.

5. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. – M.:

“Просвещение”, 1990. – с.300

6. Бархударов Л.С. Язык и перевод Изд-во “Mеждународные отношения”. – М.:

1975. – 237с.

7. Бархударов Л.С. Некоторые проблемы перевода английской поэзии на

русский язык//Тетради переводчика. – М.: 1984. – с.38-48.

8. Бархударов Л.С. О лексических соответствиях в поэтическом переводе//

Тетради переводчика. – М.: “Международные отношения”, 1964. – с.18-23.

9. Виноградов В.С. Введение в переводоведение. – М.: Изд-во ИОСО РАО,

2001. – 221с.

10. Воскобойник Г.Д. Когнитивный диссонанс и теория перевода// Вестник ИГЛУ

Вопросы теории и практики перевода. Вып.3 Серия Лингвистика №6. – 2001.

11. Воскобойник Г.Д. Когнитивный диссонанс как проблема теории и практики

перевода: Основные концептуальные положения. Иркутск, 2002. – 31с.

12. Гачечиладзе Гиви Художественный перевод и литературные взаимосвязи. – М.

: «Советский писатель», 1980. – 253с.

13. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. Изд-во "Наука" М.,

1975. – 470с.

14. Гончаренко С.Ф. К вопросу о поэтическом переводе// Тетради переводчика. –

1976. – вып.9. – с.81-91.

15. Гончаренко С.Ф Поэтический перевод и перевод поэзии: константы и

вариативность// Тетради переводчика,-М.:1999. – вып.24.

16. Гончаренко С.Ф Информационный аспект межъязыковой поэтической

коммуникации// Тетради переводчика. – М.: 1987. – вып.22 с.38-49.

17. Дранов А. Монолог Гамлета «Быть или не быть». Русские переводы 19 века.//

Тетради переводчика. – М.: 1987. – вып.6. – с. 32-41.

18. Зарубежная поэзия в переводах В. Я. Брюсова. – М.: А/о Изд-во «Радуга»,

1994. – 894с.

19. Зарубежная поэзия в переводах Б.Л. Пастернака. – М.: Изд- во «Радуга»,

1990. – 639с.

20. Каплуненко А.М. Некоторые проблемы репродукции поэтической интонации при

переводе с английского на русский (на материале сонетов Шекспира)// Вопросы

теории и практики перевода. Сб. науч. трудов. - вып. 2. – Иркутск, 1999.

21. Караулов Ю.Н. О способах достижения функциональной эквивалентности в

переводе// Сборник Лингвистика – поэтика – перевод.

22. Кизима М.П. Художественный образ и поэтический смысл// Тетради

переводчика. – М.: 1981. – вып.23. – с. 131-139.

23. Козинцев Г. Наш современник В. Шекспир. Изд-во «Искусство» Ленинград.

Москва,1962. – 316с.

24. Комиссаров В.Н.Теория перевода (лингвистические аспекты). – М.: «Высшая

школа», 1990. – 252с.

25. Куницына Е.Ю. Историко-функциональный аспект шекспиризмов: Дис. .

канд.филол.наук. 10.02.04/ ИГЛУ. – Иркутск, 1998. – 212с.

26. Ледовская Т.А. Некоторые способы достижения эквилинеарности в поэтической

строке// Тетради переводчика. – М.: 1981. – вып.18.

27. Литературный энциклопедический словарь//Под ред. В.М.Кожевникова. – М.:

«Советская энциклопедия», 1987. – 750с.

28. Лингвистический энциклопедический словарь// Под редакцией В.К. Ярцева. –

М.: «Советская энциклопедия», 1990. – 685с.

29. Морозов М. Шекспир 1564-1616 Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1956. –

213с.

30. Найда Ю.Я. К науке переводить// Вопросы теории перевода в зарубежной

лингвистике. Сборник статей. – М.: «Международные отношения»,1978.

31. Пашковска-Хоппэ К. Некоторые структурно-композиционные особенности

сонетов Шекспира. – М.: 1970. – 16с.

32. Патрикеев А.Ю. Структура образа как критерий выбора замены при

поэтическом переводе// Сборник научных трудов. – вып.331. – Семантика

перевода. – М.:1989.

33. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. – М.: «Высшая школа», 1990. – 342с.

34. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. – М.:

«Международные отношения», 1974.

35. Сонеты Шекспира в переводах С.Маршака. – М.: Изд-во «Сов. Писатель»,1948.

– 196с.

36. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. – М.: «Прсвещение»,1976. – 332с.

37. Фёдоров А.В. Введение в теорию перевода. – Изд-во «Литературы на

иностранных языках». – М.:1953. – 333с.

38. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса «Речь» Санкт-Петербург,2000.

– 317с.

39. Шекспировские чтения 1976// Под ред. А.А Аникста. – Изд-во « Наука». –

М.: 1977. – 284с.

40. Шекспир У. Сонеты. – М.: «Радуга»,1984. – 365с.

Приложения:

Приложение №1

Стихотворение “Поэт и его песни” Лонгфелло

As the birds come in the spring,

We know not from where,

As the stars come at evening

From the depth of the air;

As the rain comes from the cloud,

And the brook from the ground,

As suddenly, low or loud,

Out of silence a sound;

As the grape comes to the vine,

The fruit to the tree;

As the wind comes to the pine,

And the tide to the sea;

As come the white sails of ships

O'er the ocean's verge;

As comes the smile to the lips,

The foam to the surge;

So come to the Poet his songs,

All hitherward blown

From the misty realm, that belongs

To the vast Unknown.

His, and not his, are the lays

He sings; - and their fame

Is his, and not his; - and the praise

And the pride of a name.

For voices pursue him by day,

And haunt him by night,

And he listens, and needs must obey,

When the angel says: “Write!”

Стихотворение “Поэт и его песни”

Перевод Л.С.Бархударова

Когда птицы летят к нам весной,

Откуда – не знаем мы;

Как звездный является рой

Вечерами из тьмы;

Как из туч осыпается дождь;

Как родник выбегает на луг;

Как слабый – иль в полную мощь

Из тиши возникает звук;

Как приходит гроздь на лозу,

Или слива на ветви слив;

Как ветер – в рощу в грозу,

Или в море – прилив;

Как парус является нам

В океане голубизне;

Как приходит улыбка к устам,

Или пена к волне –

Так приходит к поэту вдруг

Из загадочных стран

Его песен волшебный звук

Сквозь густой туман.

Те песни, что он поет –

И его, и нет;

И слава, и честь, и почет,

И званье – поэт.

Ибо звуки теснят его слух

И днем, и в ночной тиши,

И покорен он, когда некий дух

Ему скажет: “Пиши!”.

Приложение №2

Sonnet CXVI

Let me not to the marriage of true minds

Admit impediments. Love is not love

Which alters when it alteration finds,

Or bends with the remover to remove:

O, no! it is an ever-fixed mark

That looks on tempests and is never shaken;

It is the star to every wandering bark,

Whose worth's unknown, although his height be taken.

Love's not Time's fool, though rosy lips and cheeks

Within his bending sickle's compass come;

Love alters not with his brief hours and weeks,

But bears it out even to the edge of doom.

If this be error and upon me proved,

I never writ, nor no man ever loved.

Приложение №3

Перевод Д. Кузьмина

Сонет 116

Ничто не воспрепятствует извне

Влеченью душ. Любовь – не есть любовь,

Коль может изменить, сойти на нет

Под действием превратности любой.

Любовь – как веха вечная дана,

Которой нипочем девятый вал;

Звезда морей, чья высота ясна,

Но чье значенье ведомо едва ль.

Не подобает ей удел шута

У Времени; что ей – краса лица!

Любовь не изменяет никогда

И все превозмогает до конца!

Когда не так, и чувства лгут мои, -

Я не писал. А мир – не знал любви.

Приложение №4

Перевод Д.Щедровичкого

Сонет 116

Нет, я не стану камнем преткновенья

Для брачного союза двух умов:

Любовь, что нам изменит на мгновенье, -

Уже не настоящая любовь.

Любовь – маяк, она, средь бурь тверда,

Горит во тьме незыблемо, высоко,

Но, хоть плывущим видима звезда,

От них сокрыто начертанье рока.

У времени любовь – не жалкий шут,

Пусть губ и щек соцветье Время скосит, -

Нет над любовью власти у минут,

Она годам свой приговор выносит.

А если я от истины далек –

То ни влюбленных нет, ни этих строк.

Приложение №5

Перевод С.Я Маршака

Сонет 116

Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь – над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь – звезда, которую моряк

Определяет место в океане.

Любовь – не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы.

А если я неправ и лжет мой стих, -

То нет любви и нет стихов моих!

Приложение №6

Sonnet LXXIV

But be contented: when that fell arrest

Without all bail shall carry me away,

My life hath in this line some interest,

Which for memorial still with thee shall stay.

When thou reviewest this, thou dost review

The very part was consecrate to thee:

The earth can have but earth, which is his due;

My spirit is thine, the better part of me:

So then thou hast but lost the dregs of life,

The prey of worms, my body being dead,

The coward conquest of a wretch's knife,

Too base of thee to be remembered.

The worth of that is that which it contains,

And that is this, and this with thee remains.

Приложение №7

Перевод Б.Кушнера

Сонет 74

Но не терзайся, и когда за мной

Придут, чтоб взять без лишней канители,

Пусть эти строки сохранят живой

Ту память, что у нас отнять хотели.

И если быть нам вместе не дано,

Мой высший дух отыщешь за строкою –

Земля возьмет, что ей обречено,

Моя душа останется с тобою.

И потому лишь мусор бытия,

Червей добычу, жалкий плод разбоя

Утратишь ты, когда погибну я, -

Простую плоть, что памяти не стоит.

Пускай в земле истлеет низкий прах, -

Моя душа с тобой – в моих стихах.

Приложение №8

Перевод Б.Л.Пастернака

Сонет 74

Но успокойся. В дни, когда в острог

Навек я смертью буду взят под стражу,

Одна живая память этих строк

Еще переживет мою пропажу.

И ты разыщешь, их перечитав,

Что было лучшею моей частицей.

Вернется в землю мой земной состав,

Мой дух к тебе, как прежде обратится.

И ты поймешь, что только прах исчез,

Не стоящий нисколько сожаленья,

То, что отнять мог головорез,

Добыча ограбленья, жертва тленья.

А ценно было только то одно,

Что и теперь тебе посвящено.

Приложение №9

Перевод С.Я.Маршака

Сонет 74

Когда меня отправят под арест

Без выкупа, залога и отсрочки,

Не глыба камня, не могильный крест –

Мне памятником будут эти строчки.

Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах

Все, что во мне тебе принадлежало.

Пускай земле достанется мой прах, -

Ты, потеряв меня, утратишь мало.

С тобою будет лучшее во мне.

А смерть возьмет от жизни быстротечной

Осадок, остающийся на дне,

То, что похитить мог бродяга встречный.

Ей – черепки разбитого ковша,

Тебе - мое вино, моя душа.

Приложение №10

Sonnet LXXIII

That time of year thou mayst in me behold

When yellow leaves, or none, or few, do hang

Upon those boughs which shake against the cold,

Bare ruin'd choirs, where late the sweet birds sang.

In me thou see'st the twilight of such day

As after sunset fadeth in the west,

Which by and by black night doth take away,

Death's second self, that seals up all in rest.

In me thou see'st the glowing of such fire

That on the ashes of his youth doth lie,

As the death-bed whereon it must expire

Consumed with that which it was nourish'd by.

This thou perceivest, which makes thy love more strong,

To love that well which thou must leave ere long.

Приложение №11

Перевод Н.Гербеля

Сонет 73

Ты видишь – я достиг поры той поздней года,

Когда на деревах по нескольку листков

Лишь бьется, но и те уж щиплет непогода,

Тогда как прежде тень манила соловьев.

Во мне ты видишь, друг, потемки дня такого,

В котором солнце лик свой клонит на закат,

А ночь уже спешит над жизнию сурово

Распространить свой гнев, из черных выйдя врат.

Ты видишь, милый друг, что я едва пылаю,

Подобно уж давно зажженному костру,

Лишенному того, чем жил он поутру,

И, не дожив, как он, до ночи, потухаю.

Ты видишь – и сильней горит в тебе любовь

К тому, что потерять придется скоро вновь.

Приложение №12

Перевод С.Ильина

Сонет 73

Во мне ты видишь, друг, то время года,

Когда рвет ветер желтый лист ветвей,

Когда уныло стонет непогода,

Где прежде пел так сладко соловей.

Во мне, мой друг, ты видишь свет прощальный

На западе погаснущего дня.

Тот свет – предвестник полночи печальной,

Угрюмой смерти близкая родня.

Во мне огня ты видишь угасанье.

Он умереть не хочет под золой,

Но вырваться смешны его старанья:

Его задушит пепла мертвый слой.

Во мне ты это видишь, и разлуку

Предчувствуешь, и крепче жмешь мне руку.

Приложение №13

Перевод В.Брюсова

Сонет 73

То время года видишь ты во мне,

Когда, желтея, листья стали редки,

И там, где птицы пели о весне,

Оголены, дрожа от стужи, ветки.

Во мне ты сумерки находишь дня,

Что гаснет после яркого заката;

Ночь темная, к покою всех клоня

(Двойник твой, Смерть!), его влечет куда-то!

Во мне ты видишь отблески огней,

Лежащих в пепле юности своей.

Они окончат жизнь на этом ложе,

Снедаемые тем, что их зажгло.

И потому, что день, ты любишь строже,

Спеша любить то, что почти прошло!

Страницы: 1, 2, 3