РУБРИКИ

Диплом: Сленг как явление в современной лингвистике

 РЕКОМЕНДУЕМ

Главная

Историческая личность

История

Искусство

Литература

Москвоведение краеведение

Авиация и космонавтика

Административное право

Арбитражный процесс

Архитектура

Эргономика

Этика

Языковедение

Инвестиции

Иностранные языки

Информатика

История

Кибернетика

Коммуникации и связь

Косметология

ПОДПИСАТЬСЯ

Рассылка рефератов

ПОИСК

Диплом: Сленг как явление в современной лингвистике

Диплом: Сленг как явление в современной лингвистике

ПЛАН

ВВЕДЕНИЕ

1. К ИСТОРИИ СУЩЕСТВОВАНИЯ СЛЕНГА

2. СЛЕНГ КАК ЯВЛЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ. СЛЕНГ И ЖАРГОН.

3. СЛЕНГ И ФОЛЬКЛОР

4. МОЛОДЕЖНЫЙ СЛЕНГ

5. ПРИЛОЖЕНИЕ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Судьба русского языка – тема, которая не может оставить равнодушным ни

одного словесника. Очевидно, что язык существенно изменяется прямо на глазах

нашего поколения. Радоваться этому или огорчаться? Бороться с изменениями или

принимать их?

Десять–двадцать лет — ничтожный срок для развития языка, но в истории бывают

такие периоды, когда скорость языковых изменений значительно увеличивается.

Так, состояние русского языка в семидесятые и девяностые годы может служить

прекрасным подтверждением этого факта. Изменения коснулись и самого языка, и

в первую очередь условий его употребления. Если использовать лингвистическую

терминологию, то можно говорить об изменении языковой ситуации и появлении

новых типов дискурса. Общение человека из семидесятых годов с человеком из

девяностых вполне могло бы закончиться коммуникативным провалом из-за

простого непонимания языка и, возможно, несовместимости языкового поведения.

В качестве подтверждения достаточно указать наиболее заметное, хотя и не

самое интересное изменение: появление огромного количества новых слов (в том

числе заимствований) и также исчезновение некоторых слов и значений, то есть

изменение русского лексикона.

Очевидно, что и сами языковые изменения, и их скорость в данном случае

вызваны не внутренними причинами, а внешними, а именно – социальными

преобразованиями и пертурбациями, или, иначе говоря, изменениями в жизни

русскоязычного общества. Прежде чем говорить о современном языке, следует

вспомнить его недавнюю историю.

Николай Глазков когда-то написал:

Я на мир взираю из-под столика:

Век двадцатый, век необычайный.

Чем он интересней для историка,

Тем для современника печальней.

Двадцатый век оказался чрезвычайно интересным не только для историков, но и

для лингвистов. По существу, над русским языком был проведен потрясающий по

масштабам и результатам социолингвистический эксперимент. В нынешнем столетии

с ним сравним, пожалуй, лишь эксперимент над немецким языком, но это предмет

отдельного разговора.

Две крупные социальные встряски — революция и перестройка — затронули не

только народ, но и язык. Под влиянием происходящего русский язык изменялся

сам, и, кроме того, на него целенаправленно воздействовала власть, ведь язык

был ее мощным орудием. Изменения в языке, их социальные причины и последствия

— одна из интереснейших тем современной науки.

Язык революционной эпохи блестяще описан по горячим следам русскими и

западными славистами: С.И. Карцевским, А.М. Селищевым, А.Мазоном. А вот

русскому языку следующих периодов повезло значительно меньше. Лишь в 60-е

годы было проведено серьезное исследование русского языка в советском

обществе. Руководил им М.В. Панов. Зато в конце 80-х и в 90-х годах хлынул

поток публикаций о русском языке в советскую и постсоветскую эпоху. В

большинстве своем они крайне непрофессиональны, и суть их сводится к тому,

что в советский период дело с языком обстояло очень плохо, но «сейчас» все

еще хуже.

Причины же выдвигаются следующие. В советскую эпоху язык был

обюрократизирован и зажат в тиски цензуры и самоцензуры и к тому же служил

инструментом манипулирования сознанием и промывки мозгов. Ну а в

постсоветское время все как-то разом стали абсолютно безграмотны, никаких вам

правил или норм, так что впору говорить о распаде языка. К внутренним

проблемам добавилась экспансия английского языка и как следствие –

порабощение некогда великого и могучего его чужеземным собратом. В качестве

рецептов спасения рекомендуется возвращение к корням и истокам, повышение

общей культуры, курсы риторики для депутатов и премьер-министров.

Со сказанным трудно не согласиться, но согласиться, пожалуй, еще труднее. И вот

почему. В советское время возникла любопытная, но никак не уникальная ситуация,

которая в лингвистике называется диглоссией (греч.

двуязычие), то есть сосуществование двух языков или двух форм одного языка,

распределенных по разным сферам употребления. Рядом с обыденным русским языком

возникла (или была создана) еще одна его разновидность. Ее называют по-разному:

советским языком, деревянным языком (калька с французского — langue de bois;

ср. с деревянным рублем), канцеляритом (слово К.Чуковского), но лучше

всех (и лучше лингвистов) про это написал английский писатель Дж. Оруэлл. И

поэтому его «новояз» (в оригинале newspeak) стал самым привычным названием

лингвополитического монстра. Диглоссия случалась и раньше и на самой Руси, и в

других обществах. Так, в Древней Руси соседствовали разговорный русский язык и

литературный церковно-славянский. Позже в восемнадцатом веке русскому языку

пришлось делить собственный народ (точнее, только дворянство) с пришельцем —

французским языком. В Древней Индии, например, сосуществовали разговорные

языки, пракриты, с религиозным языком, санскритом. Диглоссия вообще характерна

для некоторых религиозных обществ, где «высокий» религиозный язык обслуживает

только религиозное, ритуальное и тому подобное общение. В других же ситуациях

используется «низкий» разговорный язык. Функции советского новояза близки к

функциям религиозного языка, не зря же философ Б.Рассел называл коммунизм

религией.

В действительности в советском обществе употреблялись и другие формы языка,

например, просторечие, сленг и т.п. Все эти формы почти не

взаимодействовали между собой, поскольку относились к разным слоям общества и к

разным ситуациям общения. В речах, газетах и на партсобраниях царил новояз, на

кухнях и во дворах — разговорная речь, литературная или просторечная в

зависимости от речевой ситуации и ее участников. Советский человек отличался

тем, что умел вовремя переключать регистры, «двоемыслие» (по Оруэллу) порождало

«двуязычие», и наоборот.

В настоящее время сленг является одной из интереснейших языковых систем

современной лингвистики.

В данной работе нами предлагается освещение ряда проблем,

связанных с существованием такого явления, как сленг.

Задачи предложенной работы сводятся к определению сферы бытования

сленга, исследованию функционирования его как системы, отслеживанию его

истоков, разновидностей.

Цели работы: мы возьмем на себя смелость отстаивания

предположения, что сленг – явление в языке самостоятельное и его должно

рассматривать в современном языкознании не иначе как отдельную категорию.

В практической части исследования предложены материалы по

молодежному сленгу, в приложении приводится глоссарий молодежного сленга г.

Астрахани.

Материал предназначен для филологов, лингвистов, социологов, а

также для тех, кто интересуется проблемами формирования и развития молодежных

жаргонов.

1. К ИСТОРИИ СУЩЕСТВОВАНИЯ СЛЕНГА

Итак, неверно, что русский язык в советскую эпоху был неуклюж, бюрократичен и

малопонятен. Таким была только одна из его форм, а именно новояз, но другим

новояз быть и не мог. Его устройство определялось его предназначением. Еще

А.М. Селищев сформулировал ключевое правило (сославшись, впрочем, на газетный

текст): если говорит непонятно – значит, большевик. Здесь надо сказать, что

новояз не был чем-то мертвым и неизменным. Сталинский и брежневский новоязы

значительно различаются между собой. Во многом языковые различия определяются

функциями языка и задачами «пользователя», то есть власти. На смену прямому

обману и промыванию мозгов пришли ритуал и забалтывание. В этом смысле

оруэлловский новояз списан скорее со сталинского времени. Менялись эпохи,

менялись дискурсы. Диглоссия же сохранялась, разве что наметилась

определенная экспансия новояза. Сфера его употребления постоянно расширялась.

Уже к любой публичной речи властью предъявлялись жесткие требования. Переход

на «чтение по бумажке» становился почти обязательным.

Горбачевская перестройка изменила не сам русский язык, она изменила условия

его употребления. Исчезли границы между разными формами языка и между сферами

их употребления. В публичной речи, например, М.С. Горбачева или Б.Н. Ельцина

причудливо сочетаются элементы литературного языка, просторечия и все еще не

умершего новояза. Несмотря на первое впечатление, нельзя сказать, что они

говорят безграмотнее Л.И. Брежнева, просто они говорят, а тот читал. То же

самое верно и для депутатов, и для телевидения, и для газет, и вообще для

современной публичной речи. На смену грамотному и перенасыщенному готовыми

шаблонами новоязу пришла взрывоопасная смесь. Результат отчасти парадоксален:

ошибок стало значительно больше, но говорить в целом стали интереснее и

лучше. Конечно, не все. Кто умел только «по новоязу», лишился всего. К

примеру, В.С. Черномырдин иначе не может, а на новоязе вроде бы уже неудобно

(тем более правоцентристскому лидеру). Результат налицо.

Языковая стихия обрушилась и захлестнула весь народ. Оказывается, что почти

каждый может выступать публично, а некоторые еще и обязаны. Сегодня

политические деятели различаются не только внешностью, взглядами, но и

языком. «Языковые портреты» политиков стали обязательной частью их образа,

инструментом в политических кампаниях и даже объектом пародирования. Тексты,

порожденные Е.Т. Гайдаром, В.В. Жириновским и А.И. Лебедем, никак не

перепутаешь, даже если их прочитает диктор. Публичная речь во многом стала

отражением индивидуальности, как, вообще говоря, и должно быть.

Таким образом, социальных различий в речи теперь меньше, а индивидуальных

больше. Ну а тезис о всеобщей неграмотности, мягко говоря, неверен. Просто та

неграмотность, которая существовала всегда, стала отчасти публичной.

Если же обратиться к непубличной речи, то она изменилась несколько меньше,

хотя также испытала различные влияния. Правда, это коснулось не самой

образованной части русского народа, а прежде всего тех, кто наиболее

подвержен воздействию телевидения и газет. Русская речь вообще стала более

разнообразной, поскольку совмещает в себе разнородные элементы из когда-то

несочетаемых форм языка. В сегодняшней речи не юного и вполне интеллигентного

человека мелькают такие слова и словечки, что впору кричать «караул!».

Молодежный сленг, немного классической блатной фени, очень много фени

новорусской, профессионализмы, жаргонизмы – короче говоря, на любой вкус.

Вот несколько правил современного культурного человека, сформулированных на

современном языке:

Не наезжай!

Не грузи!

Не гони!

Не тормози!

Понятно должно быть всем, хотя ни одно из слов не употреблено в своем

литературном значении.

Стал ли русский язык более «криминальным»? Безусловно. Как и все общество в

целом. Другой вопрос – почему это так заметно. Раньше на фене «ботал» тот,

кому было положено «ботать». Ну, разве что интеллигент мог подпустить что-

нибудь эдакое для красного словца. Но это словцо было «красным», то есть

резко выделялось на общем фоне. Сейчас же эти слова на устах у всех:

профессора, школьника, депутата, бандита...

Что-то подобное произошло и с русским матом. Лингвисты всегда говорили о его

табуированности. Но что же это за табуированность такая, когда почти весь

народ эти слова произносит? Так вот, во-первых, не все, во-вторых, не везде и

не всегда. Употребление мата в СССР несколько напоминало ситуацию в Древней

Руси. Там мат использовался, в частности, в специальных «антихристианских»

обрядах, можно сказать, в особой «андеграундной» языческой культуре,

существовавшей параллельно с христианской. Матерились в специальное время и в

специальных местах. Например, в бане (такое особое нехристианское место). Это

же явление было воспроизведено и в советскую эпоху (речь, конечно, не идет о

тех, кто матерился всегда и везде). Для тех же политических функционеров мат

был специальным знаком «неофициальности» и «свойскости». Отдыхая и

расслабляясь с коллегами в бане, просто необходимо было материться. Для

интеллигенции же мат тоже играл роль символа и нес, как это ни смешно звучит,

воздух свободы и раскрепощенности от официальной религии — коммунизма.

Единственной, пожалуй, ощутимой потерей на этом пути развития речи стала почти

всеобщая утрата языкового вкуса. Языковая игра, построенная на совмещении

разных слоев языка (примеров в советский период множество: В.Высоцкий, А.Галич,

Вен. Ерофеев и др.), или просто использование ярко выраженного социального

стиля (например, М.Зощенко или А.Платонов) теперь едва ли возможны. Эти приемы

стали нормой и перестали восприниматься как игра. Из новых речевых жанров,

все-таки имеющих игровое начало, следует упомянуть сленг

. Новизна его, впрочем, условна и скорее состоит в социализации, выходе на

публичную трибуну.

Что же касается других претензий к современному языку, то и здесь не все так

просто. Действительно, резко увеличился поток заимствований из английского

языка. Влияние Америки очевидно, и не только на русский язык и не только на

язык вообще. Эти изменения также связаны с уничтожением границ и перегородок,

но только внешних. Наибольшее число заимствований приходится на новые области,

где еще не сложилась система русских терминов или названий. Так происходит,

например, в современной экономике или вычислительной технике. В ситуации

отсутствия слова для нового понятия это слово может создаваться из старых

средств, а может просто заимствоваться. Русский язык в целом пошел по второму

пути. Если же говорить о конкретных словах, то, скажем, принтер победил

печатающее устройство. В таких областях заимствования вполне целесообразны и

во всяком случае никакой угрозы для языка не представляют.

Однако одной целесообразностью заимствования не объяснишь. Во многих областях,

ориентированных на Америку, заимствования явно избыточны, поскольку в русском

языке уже существуют соответствующие слова (иногда старые заимствования). Тем

не менее, новые заимствования более престижны и вытесняют русские слова из

обращения. Так, бизнесмен борется с предпринимателем,

модель – с манекенщицей, презентация – с представлением

, имидж – с образом, визажист – с парикмахером и

т.п. Появление такого рода заимствований иногда затрудняет общение. Объявление

типа «Требуется сейлзменеджер» рассчитано исключительно на тех, кто понимает, а

для остальных остается загадкой. Но издержки такого рода временны (только на

период борьбы и становления новой терминологии) и тоже особой угрозы для языка

в целом не несут. Едва ли мы становимся менее русскими, говоря бухгалтер

(звучит-то как, если вдуматься!), а не счетовод. Да и чем уж нам так

дорог парикмахер, чтобы защищать его в нелегкой борьбе с визажистом

?

Количество заимствований в любом языке огромно, что самими носителями языка не

всегда ощущается. Язык – необычайно стабильная система и способен «переварить»

достаточно чужеродные явления, то есть приспособить их и сделать в той или иной

степени своими. Степень этой адаптации важна, но и она не решает дела. Так,

слова типа пальто (несклоняемое существительное) или поэт

(отчетливое о в безударной позиции) переварены не до конца, однако

русский язык не уничтожили.

В заключение следует сказать, что часто в общественном сознании то или иное

состояние языка подвергается оценке, причем обычно отмечается как раз

«плохое» состояние языка. Такая критика вызвана, как правило, слишком

быстрыми изменениями в языке и возникающим в связи с этим разрывом между

дискурсами разных поколений. В подобной ситуации мы сейчас и находимся.

2. СЛЕНГ КАК ЯВЛЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ. СЛЕНГ И ЖАРГОН.

В языкознании нет четкого понятия сленга.

Вся лексика того или иного языка делится на литературную и нелитературную. К

литературной относятся:

1. книжные слова

2. стандартные разговорные слова

3. нейтральные слова

Вся эта лексика, употребляемая либо в литературе, либо в устной речи в

официальной обстановке. Существует также нелитературная лексика, мы делим ее

на:

1) Профессионализмы

2) Вульгаризмы

3) Жаргонизмы

4) Сленг

Эта часть лексики отличается своим разговорным и неофициальным характером.

Профессионализмы – это слова, используемые небольшими группами людей,

объединенных определенной профессией.

Вульгаргомы – это грубые слова, обычно не употребляемые образованными

людьми в обществе, специальный лексикон, используемый людьми низшего

социального статуса: заключенными, торговцами наркоти­ками, бездомными и т.п.

Жаргонизмы – это слова, используемые определенными социальными или

объединенными общими интересами группами, которые несут тайный, непонятный для

всех смысл.

Сленг - это слова, которые часто рассматриваются как нарушение норм

стандартного языка. Это очень выразительные, ироничные слова, служащие для

обозначения предметов, о которых говорят в повседневной жизни.

Необходимо отметить, что некоторые ученые жаргонизмы относят к сленгу, таким

образом, не выделяя их как самостоятельную группу, и сленг определяют как

особую лексику, используемую для общения группы людей с общими интересами.

Сам термин «сленг» в переводе с английского языка (Сов. энц. словарь, под

ред. С.М. Ковалева, - М.: «Советская энциклопедия», стр.1234) означает:

1. речь социально или профессионально обособленной группы в

противоположность литературному языку;

2. вариант разговорной речи (в т.ч. экспрессивно окрашенные

элементы этой речи), не совпадающие с нормой литературного языка.

Сленг состоит из слов и фразеологизмов, которые возникли и первоначально

употреблялись в отдельных социальных группах и отражал целостную ориентацию

этих групп. Став общеупотребительными, эти слова в основном сохраняют

эмоционально-оценочный характер, хотя иногда «знак» оценки изменяется.

Например, «халтура» (актерская среда употребления) – обозначает «приработок».

На проблему выделения или невыделения сленга из ряда других и как понятия и как

термина у отечественных языковедов существует несколько точек зрения:

1. И.Р. Гальперин в своей статье «О термине «сленг»»,

ссылаясь на неопределенность этой категории, вообще отрицает ее

существование.

Его аргументация основана на результатах исследований английских ученых

лексикографов, главным образом на их опыте в составлении словарей английского

языка, которые показали, что одно и тоже слово в различных словарях имеет

различное лингвистическое признание; одно и тоже дается с пометой «сленг»,

«просторечие», или без всяких помет, что свидетельствует о соответствии

литературной норме языка.

И.Р. Гальперин не допускает существования сленга в качестве отдельной

самостоятельной категории, предлагая термин «сленг» использовать в качестве

синонима, английского эквивалента жаргона.

2. Мнение о тождестве двух понятий (сленга и жаргона), но

помимо этого - резкое отрицание присутствия подобного явления в русском

разговорном языке (Е.Г. Борисова-Лунашанец, А.Н. Мазурова, Л.А.

Радзиховский).

Интересно использовать в данном аспекте мнение академика А.А. Шахматова,

который предлагал указывать на подобное явление внимание, а не увлекаться

пропагандой отрицания сленга и указанием как надо говорить.

Однако не следует подходить к сленгу исключительно с позиции исследователя-

лингвиста, так как язык – явление не статичное, но многогранное, и в первую

очередь по способу выражения (сленг присутствует преимущественно в устной

речи).

С точки зрения стилистики – жаргон, сленг или социолект – это не вредный

паразитический нарост на теле языка, который вульгаризирует устную речь

говорящего, а органическая и в какой-то мере необходимая часть этой системы.

Береговская Э.М. выделяет более 10 способов образования функциональных единиц

сленга, тем самым подтверждая тезис о постоянном обновлении словарного

состава сленга. Помимо этого она указывает на доминирование ропрезентативной

функции языка, как системного субъекта над коммуникативной путем

сравнительного анализа словоупотребления в Москве и Московской области, т.е

доказывает правомерность высказывания о том, что зарождение новых словарных

единиц происходит именно в столицах, а уж потом происходит их перемещение на

периферию. При этом в ее исследованиях отмечается, что это перемещение в

среднем занимает 6 месяцев, но в связи с научно-техническим прогрессом и

появлении более современных средств коммуникации сроки перемещения

существенно сокращаются.

Некоторые исследователи полагают, что термин сленг применяется у

нас в двух значениях: как синоним жаргона (но применительно к

англоязычным странам) и как совокупность жаргонных слов, жаргонных значений

общеизвестных слов, жаргонных словосочетаний, принадлежащих по происхождению к

разным жаргонам и ставших, если не общеупотребительными, то понятными

достаточно широкому кругу говорящих на русском языке. Авторы различных

сленг-словарей именно так понимают сленг.

Жаргоны, делегировавшие в так понимаемый сленг своих представителей, не

расстаются с ними. При этом попавшие в сленг жаргонизмы могут получить иное

значение, чем в жаргоне-источнике. Иногда это происходит с помощью

жаргона-посредника. Например, темнить в тюремно-лагерном жаргоне

многозначно: “притворяться непомнящим, симулировать беспамятство”, “хитрить на

допросе”, а в молодежном жаргоне — “говорить неясно, увиливать от ответа” (ср.

темнило — о человеке, который так себя ведет), а ныне в просторечии —

“путать, обманывать” (и это значение как второе, переносное значение у

темнить показано в “Толковом словаре русского языка” С. И. Ожегова и Н. Ю.

Шведовой).

Сленг — пиршество метафор и экспрессии. Крыша поехала — выражение,

рожденное в одном из жаргонов и попавшее в сленг. Ни один из наших нормативных

толковых словарей его не показывал. Первым это сделал в 1992 году “Толковый

словарь русского языка” Ожегова и Шведовой и отнес к разговорному стилю

литературного языка. Со временем метафоричность этого выражения тускнеет. Сленг

освежает ее: крыша теперь и течет, отъезжает, улетает.

Метафорические импульсы, исходящие из этого выражения, проникают в его

ассоциативное поле, и вот уже психиатр — это кровельщик, а

психиатрическая практика — кровельные работы.

Врунок — радиотрансляционная точка; выхлоп — запах перегара,

алкоголя изо рта; вратарь — вышибала в ресторане, баре; мять харю

— спать; закрыться на просушку, быть на просушке — полностью прекратить

пить из-за сильной алкогольной интоксикации; мыслить зеркально — верно

понимать что-либо; капнуть на жало — дать взятку; до потери пульса

— интенсивно и долго; подфарники — очки; npuгoвop — ресторанный

счет; клумба — дура; клиент — простофиля; демократизатор,

гуманизатор — милицейская дубинка, и многое другое есть в этом словаре.

Огромный интерес в данном исследовании представляют словари сленга

. Интересны показом фактов, не нашедших в подавляющем числе случаев отражения в

нормативных толковых словарях. Интересны как документ времени, определенное

свидетельство и языкового вкуса эпохи, и социально-психологических процессов,

порожденных внеязыковыми обстоятельствами. Говоря об этих процессах и

обстоятельствах, авторы подобных трудов отмечают, что тюремно-лагерный жаргон

не был подвержен влиянию официальной идеологии. А это в тоталитарном

государстве делало его привлекательным “для всех, кого, так или иначе, не

устраивала советская действительность: от диссидентов — до любителей джаза и

беспредметной живописи”. Кроме этого, “страна, которая в течение многих

десятилетий представляла собой практически один гигантский концлагерь, где люди

постоянно, прямо или косвенно, сталкивались с тюремным бытом, не могла не

усвоить нравов и обычаев этого мира во всех сферах социальной или культурной

жизни”. Когда-то Жолио Кюри сказал: “Правда путешествует без виз”. А уж про

слова и говорить нечего. В зоне их не удержишь.

3. СЛЕНГ И ФОЛЬКЛОР

Сленг являет собой срез речевой культуры. Он охватил по социальной вертикали

и возрастной горизонтали все слои совкового и постсовкового общества.

Притягательная сила и общеупотребляемость лозунговых, песенных и пословичных

контаминаций, трансформированных кличек политических деятелей и певцов,

узкопрофессионального арго, преодолевшего радиус практического действия и

назначения, уголовного жаргона, фольклорных мотивов образовали первоклассный

речевой конгломерат...

Интересен вопрос об интеллигентском сленге и фольклоре, связанном

с литературой. Именно в словотворческом процессе нашли свое оптимальное

воплощение тенденции современной литературы, ее споры и боли, проблемы. К

сожалению, нынешняя ситуация слабо прослеживается в этом пласте речи и

фольклора: слишком небольшой срок прошел с момента начала так называемой

перестройки. Сленг и фольклор более обслуживают политические и общественные

нужды жизни.

Народ дал характеристики своим героям: дружной шеренгой прошествовали

пламенные большевики "Лыска" (он же "Картавый", "Дохлый Вова"), "Отец Усатой

Конституции", "Крупа", "Клара Целкин", "Бомж-Бруевич". Лидеры последних лет

получили свое: Брежнев - "бровеносец в потемках" и "Неолит Ильич с

широкоэкранной грудью"; Андропов способствовал образованию нового предмета

"андропология", переименованию Кремля в "Андрополь" и Ленинграда - в

"Питекандроповск". Ушли в прошлое президиумные старики, прошедшие путь от

сперматозоида до члена Политбюро, из-за которых расстояние от Дома Союзов до

Красной площади назвали "трупопроводом". На горизонте возник Горбачев -

"Горби", "Минеральный секретарь", "безалкогольная бормотуха"; остров Форос

после великого сидения был переименован в "Михал-Сергеевский Посад"; сама его

фамилия стала расшифровкой аббревиатуры: "Граждане! Обрадовались рано.

Брежнева, Андропова, Черненко еще Вспомните!"; венчала горби-фольклор

частушка:

По талонам - горькая.

По талонам - сладкая.

Что же ты наделала,

голова с заплаткою?

Ельцин дал повод для появления городов "Ельцинбульк" и "Нижний Ельц";

сторонников его назвали "ельциноидами"; Зюганов превратился в "Красного Папу

Зю", а также "Зюгзаг удачи" с кличем "Зюг-хайль!". Тезки по отчеству,

пламенные коммунисты Егор Кузьмич Лигачев и Иван Кузьмич Полозков обусловили

появление термина "время Кузьмичей". Благодаря Тарасу Бурбулису появился

термин "бурбулизация", причем каждый вкладывает в него тот смысл, какой ему

заблагорассудится. Бывший вице-президент Руцкой получил убийственную кликуху

"Голенище с усами". Возникла должность "спикер Всея Руси", почему-то

ассоциирующаяся до сих пор с песней: "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя..."

Один из претендентов в президенты "депутант" Брынцалов стал "Маленьким

Брынцем". Конституционный Суд стал "Зорькиной квартирой" (по имени своего

бывшего председателя г-на Зорькина). "Выбор России" с его "выбороссами" был

переименован в "Выброс". Все "диссиденты, досиденты, отсиденты, сиденты,

пересиденты, ожиданты, послесиденты, вновьсиденты" стали "демшизой": блейзеры

от Кардена, евангелие от Гайдара: "Шестидесятники родили семидесяхнутых,

семидесяхнутые родили восьмидерастов, восьмидерасты родили девинистов..."

Аббревиатуру "Яблоко" оппоненты переименовали в кратное "Бля", а с выходом из

блока Болдырева - в "Ялик". Едва претенденты в президенты Св.Федоров,

Явлинский и Лебедь заикнулись о создании совместного блока, как появились

аббревиатуры "ВАФЛЯ" и "ЯФЛОКО". Партия Жириновского расшифровывается как

"Люблю Дурачить Простых Ребят" (Видимо, прав окажется Аркадий Арканов,

предупреждавший: "Глядишь, переименуют город Владимир во Владимир

Вольфович".) Гавриил Попов дал повод для создания аббревиатуры "ПОПЗДИК" -

"Попов - Защитник Демократии и Культуры". Страну наполнили "баркаши" и

"макаши" с "калашами" наперевес. "Памятники" (члены общества "Память") стали

землю пахать в бывшем колхозе "Ветхие Заветы Ильича"; в отличие от них

пламенный кастрюленосный большевик Анпилов прикидывается "чучелом Ульянова" и

штурмует ОРТопедический канал. Кстати, когда Анпилов был назван одним

телеведущим "Шариковым", он ответил: "Шариков - хорошая русская фамилия. Она

отражает сложность становления характеров в повести Булгакова. Шариков прошел

путь становления от собаки до человека".

По телеэкранам стал носиться "600-секундный Шурик" (он же - "шестерка с двумя

нулями") г-н Невзоров, путая "Дикое поле" и "Поле чудес"; вот-вот должен был

появиться город "Павлограчевск", но вместо него возник новый секретарь Совета

безопасности генерал Лебедь и в обиход вошла сказка "Гадкий утенок, или

Детство генерала Лебедя", а фразу: "Упал - отжался" не выучил только ленивый.

Последние президентские выборы стимулировали создание нового фольклорного

пласта, связанного с именем Геннадия Зюганова:

И сказал папаша Зю: "Я вас всех затормозю!"

Иногда Папу Зю именуют "мымриком" или "мымринским философом", имея в виду тот

факт, что в 1995 году философский факультет МГУ присудил ему докторскую

степень. Тусовка немедленно отозвалась на это событие: по слухам, тема

диссертации ГЗ была: "Сколько теряет в весе тело коммуниста, погруженное в

собственный диалектический идиотизм?" Кстати, родился Папа Зю в деревне

Мымрино.

Россия - страна интернационалистов. Появился "Блин Клинтон" (он же - "Клин

Блинтон"), "Агдам Сухейн". На карте возникли "Соединенные Штаты Армении" -

США и "Федеративная Республика Грузии" - ФРГ. Впрочем, радовало, что

"Касторкин" на Кубе продолжает строить социализм.

Как видим, сленговое и фольклорное обеспечение политической и общественной

ситуации было оптимальным. В ситуации культурной, литературной, писательской

дела обстоят более скромно. Идет период накопительства за счет появлявшихся и

появляющихся как безымянных фишек и студенческих приколов, так и образцов,

созданных такими профессионалами, как Райкин, Жванецкий, Иванов, Задорнов,

Богословский, Арканов, Кнышев, авторы Клуба 12 стульев "Литгазеты",

залепушники КВН... Здесь же - приколы литературного происхождения Юза

Алешковского, Владимира Высоцкого, Венедикта Ерофеева, Александра Галича и

других. Уже на другой день после своего сотворения они разлетались по

бескрайним просторам СССР и России. Маша 33-буквенными крылышками рашен-

азбуки и становясь неотъемлемой принадлежностью общей речи. "Больная устрица

рождает жемчужину", - гласит восточная мудрость. Больное русское общество

создало великое явление речевой культуры. Речь идет даже не о собственно

сленге в чистом его виде, востребованном для расчехления мозгов обществом

шлагбаумного мышления в стране с названьем кратким СССР, которая с

энтузиазмом пела о себе самой: "Кипучая, могучая, ревучая, липучая, вонючая,

бурлячая, сивучая, падучая, дремучая, скрипучая, трясучая и так далее" - и

дальше по каноническому тексту - "никем не победимая".

Речь - о том явлении, при котором некий воляпюк как бы вылепился из воздуха в

перестроечном мезозое, когда разбрелись-разбежались по свободной России

брокеры, дилеры, маклеры, киллеры, фраеры, джокеры, трайлеры, шухеры,

бройлеры... Потом пришли битники, фуфаисты, картузники, ностальгисты,

неудавшиеся ботаны назвали себя митьками... Потом поколение Икс стало кусать

поколение шестидесятников за духовные титьки, вскормившие их. Пошло-поехало!

Россия не привыкла к шаржированной и окарикатуренной в слове - сленговом и

фольклорном слове - характеристике своих кумиров. Апокрифы о Евтушенке (как

правило, в связи с его женитьбами) овеяны более мифологизированной аурой,

нежели настенная эпиграмма в нижнем кафе ЦДЛ: Я недавно, ев тушенку,

вспоминал про Евтушенку.

Оговоримся, что такое явление, как Евгений Евтушенко, составляет целый пласт

литературного фольклора, как, впрочем, и Сергей Михалков, примером эпиграмма:

Поэт поэзией своей творит всесветную интригу. Он с разрешения властей властям

показывает фигу. Безымянное.

Настенная эпиграмматика того же кафе Дома писателей регулярно год за годом

стиралась бдительными администраторами ЦДЛ, дошедшими в своем рвении в конце

концов до того, что была уничтожена совместная эпиграмма Маяковского и

Третьякова:

Запомни истину одну: коль в клуб идешь, бери жену. Не подражай буржую: свою,

а не чужую.

Не приходится удивляться, что та же эпиграмматика - в ее более специфическом

виде - продолжала расцветать в том же ЦДЛ, но уже на стенах писательского

туалета - в виде сортирных апокрифов. Но этот опыт настенных словарей

писательского мира, естественно, носит слишком узкий, эзотерический и

специфический характер. Более демократичны эпиграммы профессиональных

писателей на своих коллег:

Ах, у Инбер, ах, у Инбер Что за шейка, что за лоб! Все смотрел бы на нее бы,

все смотрел бы на нее б! Приписывается Маяковскому.

Мне говорят, что "Окна ТАСС" моих стихов полезнее. Полезен также унитаз, но

это не поэзия! Николай Глазков.

Михаил Александрович Шолохов для советских читателей труден. Вот поэтому

пишет для олухов Михаил Александрович Дудин. Михаил Дудин.

Провожая на вокзал, меня Чуковский лобызал. А проводивши на вокзал, "Какая

сволочь!" - он сказал.

Ах, какой рассеянный с улицы Бассейной. Маршак - о Чуковском.

На Александра Безыменского

Волосы дыбом. Зубы торчком. Старый чудак с комсомольским значком!

Приписывается Ярославу Смелякову.

Недоволен шах Ирана: нету песен Шаферана. Отвечает Хомейни: "Не поем такой

фигни!" Безымянное.

Свое место в жанровом строю заняли лучшие эпиграммы Валентина Гафта:

Табаков

Чеканна поступь, речь тверда У Лелика у Табакова. "Горит, горит его Звезда"

На пиджаке у Михалкова.

Национальный вопрос, как известно, занимал и занимает не последнее место в

умах отечественных писателей. Некоторые варианты его решения - порой на

уровне констатации факта - также даются в эпиграмматическом жанре:

О поэте С. Смирнове

Поэт горбат. Стихи его горбаты. Кто виноват? Евреи виноваты!

Михаил Дудин.

Анонимная эпитафия Станиславу Куняеву

Здесь лежит незадачливый Стас: Бил жидов, но Россию не спас.

Проханову

Что ты татарин - не беда. Будь жид - и это ерунда (лишь у собак престиж - в

породе). Беда, что брешешь без стыда И, к сожаленью, на свободе...

Александр Иванов.

Кстати, примечателен апокриф в жанре воспоминаний на тему все того же решения

национального вопроса, но уже самим Вождем всех народов: "После войны между

Эренбургом и Шолоховым возникла напряженность по нацвопросу. Сталин выступил

в роли миротворца: "Ваши евреи проявили трусость во время войны, а ваши

казаки - антисоветские настроения еще в гражданскую войну..."

Нельзя не упомянуть сонет Эммануила Казакевича, написанный в незабвенные годы

господства теории бесконфликтности, то есть борьбы "хорошего" с "лучшим".

Поводом послужила коллизия, произошедшая за обедом в Доме литераторов между

двумя сторонниками этой теории - драматургом Суровым и Сталинским лауреатом,

автором "Белой березы" Михаилом Бубенновым, во время которой один из героев

ударил ресторанной вилкой своего оппонента. Поскольку оба героя относились к

стопроцентным антисемитам, сонет Казакевича наряду с теоретическими вопросами

решал и национальный:

Суровый Суров не любил евреев.

Где только мог, их всюду обижал.

За что его не уважал Фадеев, который тоже их не обожал.

Но как-то раз сей главный из злодеев

однажды где-то в чем-то не дожал.

М.Бубеннов, насилие содеяв, за ним вдогонку с вилкой побежал.

Певец "Березы" в ж... драматургу,

как будто иудею Эренбургу, фамильное вонзает серебро.

Но следуя традиции привычной,

лишь как конфликт хорошего с отличным все это расценило партбюро.

Ну и завершим этот раздел прелестной эпиграммой покойного Михаила Дудина,

прочитанной мне поэтом как-то на своей тогда еще лениградской - не

петербургской - квартире:

На отъезд поэта Евгения Рейна в гости к своему лучшему ученику Иосифу

Бродскому в Нью-Йорк

Поэту русскому еврею

Большой в Америке почет.

И Бродский бродит по Бродвею,

И Рейн - в Америку течет.

Особенное место в литературном фольклоре и сленге занимают

апокрифы, нередко выдаваемые за воспоминания.

Поэт Александр Прокофьев вспоминает: "Умер Горький. Вызвали меня из

Ленинграда и прямо в Колонный зал. Стою в почетном карауле. Слезы туманят

глаза. Вижу, Федин слезу смахивает, Погодин печально голову понурил. Вдруг

появился Сталин. Мы встрепенулись и... зааплодировали".

"После одного первомайского парада в Кремле состоялся правительственный

прием. Писательский генерал Софронов расчувствовался, поздравил Микояна и

поцеловал его от души. Следующего он поздравил и расцеловал товарища Жданова.

Рядом стоял Каганович, с которым также была проделана поцелуйная процедура.

На очереди - Сталин. Едва Софронов потянулся к нему губами, Вождь

отстранился:

- Ну, полно, полно! Нельзя же за один раз перецеловать все Политбюро!..

Больше Софронова в Кремль не приглашали".

"Сталин - Фадееву:

- Ну, как Шолохов? Пьет?

- - Не больше других, товарищ Сталин!

- - Вас, товарищ Фадеев, мы не хотели обидеть".

"Переводчицу Татьяну Гнедич вызвали в органы:

- У вас сестра в Лондоне. Если бы вы туда попали, то захотели бы остаться.

Поэтому мы вынуждены вас посадить.

- Позвольте, но это все равно, что сказать старой деве: если бы она

была женщиной, то стала бы проституткой...

Следователь засмеялся. Гнедич посадили".

"Буденного спросили:

- Как вам нравится Бабель?

- - Смотря какая бабель!"

"В 30-х годах сотрудники дирекции МХАТа пришли на дом к Станиславскому:

- Константин Сергеевич, завтра вся театральная столица будет отмечать ваш

юбилей. Будут члены правительства, ваше присутствие необходимо.

- Это неудобно. Я всегда не любил юбилеи.

- Ваше отсутствие могут неправильно понять. К вам относятся как к патриарху

театра. В вашу честь Леонтьевский переулок будет переименован в улицу

Станиславского...

- Ну, это совсем неудобно: Леонтьев к тому же мой дядя...

- Константин Сергеевич, вас завтра наградят орденом Ленина...

- -Ну, и это неудобно: я всегда не любил его".

Нередко обычная цитата выполняла не свойственную ей роль анекдота или апокрифа:

Мариэтта Шагинян говорила в 1937 году: "Посадили несколько человек, а

интеллигенция подняла крик".

"Дату рождения Иосифа Джугашвили положат наши внуки в основу завтрашнего

летосчисления, чтобы окончательно закрепить новый стиль общественного

устройства" (Леонид Леонов).

Либо событийная ситуация получает притчевое освещение: "В писательском доме в

Лаврушинском в 1937 году висело объявление: "Просьба не забивать канализацию

сожженной бумагой".

Жена писателя тов. Вадима Кожевникова говорила: "Писатель без должности - это

не писатель!"

Примечательным фактом речевой культуры являются образцы молодежного

контаминирования. Например, такие:

Да будь я и чукча преклонных годов,

И то без унынья и лени

Английский бы выучил только за то,

Что им разговаривал Леннон!

Сюда же отнесем и макароническое трансвестирование хиппи. Последние внесли

существенный вклад в речевую культуру. Их язык вломился в речь общества.

Хиппи стали праздником, который всегда с тобой, даже если тебя на нем нет.

Вот как свободно и изящно они расправились с известной сказкой Пушкина:

- Две янгицы под уиндом

- пряли поздно ивнингом.

- Кабы я была кингица, -

- спичит ферстая герлица, -

- я б для фазера-кинга

- супер-сейшен собрала.

- - Кабы я была кингица,

- - спичит новоя герлица,

- - я б для

фазера-кинга борнанула б чилдрена!..

- Только выспичить успела,

- дор тихонько заскрипела,

- и в светлицу фазер кам,

- на ходу жуя чуингам.

- Во весь тайм оф разговора

- он стоял бихайнд зе дора.

- Спич последний по всему

- крепко лавнулся ему.

- - Что же, клевая янгица, -

- говорит он, - Будь кингица!..

Отрывки из школьных сочинений тоже повели самостоятельную жизнь анекдота:

"Лев Толстой родился в лесу на Ясной Поляне..."; "Анна Каренина хотела что-то

сказать, но открывшаяся дверь закрыла ей рот..."; "Когда Маресьев открыл

глаза, перед ним в двух шагах на трех ногах стоял четвероногий медведь";

"Когда Павел вошел в комнату, Жухрай мыл шею до пояса..."; "Давыдова

несколько раз ударили по голове, но амбар остался цел..."

Среди ингредиентов питательного бульона, в котором варилась литературная

речь, оказываются контаминация "Дом окололитераторов"; прозвище Петра Вайля и

Александра Гениса - "Пенис и Гениталис"; кликуха Андрея Битова - "Подпрустик"

или лауреата Нобелевской премии - Солженицер; сама Нобелевская премия,

переименованная в "Шнобелевскую" - безо всяких для того оснований; газеты

подверглись переименованию: "МК" - в "Масонский сексопилец"; "Известия" - в

"Известку"; "За рубежом" - "За рупь - ежом!", "Советская Россия" - в

"Совраску"; знаменитые контаминации крылатых литературных цитат:

"В Воронеж как-то бог послал кусочек сыра...";

"Лучше Познер, чем никогда!"

"Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!";

"Чуден Урал при тихой погоде. Редкий Чапаев доплывет до середины реки".

Сленг не стареет со временем. Он вступает в конфликты с нормативами и

фиксирует прецеденты дипломатический отношений с речевыми пластами, чей

статус освящен традицией, временем, консервативностью наших губ.

У сленга есть прошлое: будущее! У него есть закон развития, сформулированный

древними: "Вы думаете, время идет? Безумцы! Это вы проходите мимо!"

Русский сленг и его фольклор будут существовать, пока будет

существовать русский человек, его одинокий язык, два голодных уха и душа,

которая поет!

Как известно, этрусские мастера изображали героев и танцовщиц не просто в

движении, а за миг до его начала. Враги показаны за десятую долю секунды до

битвы, танцовщица - за мгновение до начала танца. Сленг и фольклор, идя рука

об руку, показывают новую речь - речь III тысячелетия - за миг до ее

появления на свет.

4. МОЛОДЕЖНЫЙ СЛЕНГ

Русский молодежный сленг представляет собой интереснейший лингвистический

феномен, бытование которого ограничено не только определенными возрастными

рамками, как это ясно из самой его номинации, но и социальными, временными

пространственными рамками. Он бытует в среде городской учащейся молодежи – и

отдельных более или менее замкнутых референтных группах.

Русский молодежный сленг представляет собой Интереснейший лингвистический

феномен, бытование которого ограничено не только определенными возрастными

рамками, как это ясно из самой его номинации, но и социальными, временным» и

пространственными рамками. Он бытует в среде городской учащейся молодежи – в

отдельных более или менее замкнутых референтных группах.

Как все социальные диалекты, он представляет собой только лексикон, который

питается соками общенационального языка, живет на его фонетической и

грамматической почве.

Первым документом, где этот субъязык (воспользуемся термином Ю.С Скребнева)

зафиксирован, являются "Очерки бурсы" Н.Г. Помяловского, которые описывают

нравы и быт Петербургской духовной семинарии середины прошлого века.

Поливанов вспоминает» что в годы его учения, которые пришлись на начало

нашего века среди его гимназических товарищей были в ходу разные

специфические словечки: «.нам во втором-третьем классе, например, в голову не

приходило употребить в разговоре между собой слово "угостить": оно регулярно

заменялось через "фyндoвaть", «зaфyндoвaть» вместо "предприятие" или

"задуманный план" всегда говорилось "фидуция"; совершенно не употреблялось и

слово «товарищ»:надо было сказать "кулей"; "хороший Товарищ" -- "штрам

кулей", и т.д. и т.д.»

Поток этой лексики никогда не иссякает полностью, он только временами мелеет,

а в другие периоды становится полноводным. Это связано, разумеется, с

историческим фоном, на котором развивается русский язык. Но связь эту нельзя

Страницы: 1, 2, 3


© 2008
Полное или частичном использовании материалов
запрещено.