РУБРИКИ

Символика заглавий книг А. А. Ахматовой - (диплом)

 РЕКОМЕНДУЕМ

Главная

Историческая личность

История

Искусство

Литература

Москвоведение краеведение

Авиация и космонавтика

Административное право

Арбитражный процесс

Архитектура

Эргономика

Этика

Языковедение

Инвестиции

Иностранные языки

Информатика

История

Кибернетика

Коммуникации и связь

Косметология

ПОДПИСАТЬСЯ

Рассылка рефератов

ПОИСК

Символика заглавий книг А. А. Ахматовой - (диплом)

p>Вторая часть стихотворения (последние четыре строчки, тогда как первая часть –двенадцатистишие) обращена в будущее, то есть происходит временной скачек в сознании поэта. Осознавая всю трудность, непреодолимость нынешней ситуации, Ахматова предвидит будущее:

    Иная близится пора,
    Уж ветер смерти сердце студит,
    Но нам священный град Петра
    Невольным памятником будет.
    ( “Петроград, 1919”, стр. 144).

Второе стихотворение “Бежецк” выглядит как сюжетное противопоставление первому: умиротворенность, боговдохновенность противопоставляются ощущению несправедливости, жестокости бытия:

    Там вьюги сухие взлетают с заречных полей,
    И люди, как ангелы, Божьему Празднику рады,
    Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады,
    И Книга Благая лежит на дубовом столе

Память о горестном прошлом пытается нарушить этот душевный покой, она открывает героине“свои терема” “с глубоким поклоном”. Но та “не вошла”, а “захлопнула страшную дверь”. Ведь так тяжелы и неспокойны эти воспоминания! Третье стихотворение первой части “Предсказание” сначала не имело названия и было напечатано на обороте страницы 7 (издания “Anno Domini” 1923 года) рядом со стихотворением “Согражданам”. Страница была вырезана цензурой почти из всех экземпляров тиража. Случайно сохранилось несколько экземпляров с этой страницей. Впоследствии она появилась в“Беге времени”, где стихотворение “Согражданам” получило новое название – “Петроград, 1919”. А стихотворение “Предсказание”при жизни Ахматовой не печаталось. Под таким названием оно было опубликовано Л. К. Чуковской в журнале“Литературная Грузия” в 1967 году.

Эти стихотворения (“Петроград, 1919” и “Предсказание”) имеют тесную взаимосвязь. Ведь не случайно они были напечатаны на одном листке. Как и в последнем четверостишии“Петрограда, 1919”, в “Предсказании”Ахматова пророчествует о будущем, ожидающем тех, кто не покинул места своей будущей казни. Ахматова знала, что близка расправа над представителями творческой интеллигенции:

    Туго согнутой веткой терновою
    Мой венец на тебе заблестит.
    Ничего, что росою багровою
    Он изнеженный лоб освежит.
    ( “Предсказание”, 1922, стр. 145).

Терновый венец – это напоминание о гибели во имя Спасения грешных людей Иисуса Христа. Это “украшение”падет на головы многих современников Ахматовой, чьи имена на долгие годы предадут забвению. И им так же, как Христу, предстоит воскресение уже в наше время: поэтов и писателей, когда-то канувших в Лету, снова читают, цитируют, ими восхищаются.

Итак, Ахматова “заключена в столице дикой”. Свобода потеряна. В некоторых стихах первой части чувствуется преемственность “Anno Domini” с книгой “Белая стая”. Образ птицы – символ свободы в “Anno Domini”. А ее – то и не хватает лирической героине. И даже небо – свободная стихия – лишено своего естественного состояния, своего света: Веет ветер лебединый,

    Небо синее в крови.
    ( “Веет ветер лебединый”, 1922, стр. 149)

Велико значение Библейского цикла в раскрытии темы времени и памяти. Он включен в данную часть книги. (Впервые как цикл– в “Беге времени”). Данному циклу чрезвычайно повезло с многочисленными интерпретациями. В. Я. Виленкин, Г. А. Гуковский, Л. Я. Гинзбург, Р. Тименчик и другие исследовали стихи данного текста в разных аспектах.

Не ставя перед собой цели полного анализа произведений лирической трилогии, мы попытаемся представить свою версию цикла в контексте темы времени, доминирующей в книге“Anno Domini”.

Цикл состоит из трех стихотворений: “Рахиль” (1921), “Лотова жена” (1924), “Мелхола” ([1922], 1959 – 1961). “Рахиль”. Современники находили в этом стихотворении биографический подтекст. “Характерна запись Л. Я. Гинзбург (1927): “Гуковский говорил как-то, что стихи об Иакове и Рахили… он считает, в биографическом плане, предельно эмоциональным для Ахматовой. Эти фабульные, библейские стихи гораздо интимнее сероглазого короля и проч. Они относятся к Артуру Лурье” [68 Цит. по: Кралин М. Примечания // Указ соч. – С. 394. ]. (Артур Лурье –близкий Ахматовой человек, композитор, эмигрант). Тема эмиграции находит свое актуальное выражение в творчестве поэта, ведь она являлась свидетельницей того, как многие стремились покинуть нравственно (да и материально) оскудевшую страну. Она считает, что“беглецы”обмануты в своем ожидании лучшей жизни на чужбине. Они будут раскаиваться в содеянном и вспоминать покинутую Родину, брошенных любимых. Этот обман в данном стихотворении соотносится с обманом Лавана, который“приводит к Иакову в брачный покой”вместо Рахили (во имя любви к ней Иаков служил у Лавана 7 лет) незрячую Лию. Но во снах Иакову все же являются“веселые взоры Рахилиных глаз”. Настоящую любовь не так легко забыть.

“Лотова жена”. Лирическая героиня готова расстаться с жизнью ради единственного взгляда на свой родной дом, свое прошлое. Ахматова глубоко сострадала изгнаннику, то есть человеку, которого вынудили покинуть родную землю. Но сама, оставшись “дома”, хочет повернуть время вспять и, раздвинув пространство, снова очутиться в мире своей юности, где не было войн, смертей и насилия. Автор в данном стихотворении уподобляет свои чувства состоянию души лирической героини, страдает вместе с ней, вспоминая те места, где когда-то была счастлива. “Мелхола”. В основе лирического сюжета стихотворения лежит конфликт, происходивший внутри героини– Мелхолы: в ее душе – столкновение любви и сословного неравенства, гордости и желания (Мелхола – дочь царя Саула, Давид – пастух, поэт). Над этим стихотворением Ахматова долго работала. И в рабочих тетрадях поэта сохранились следы этой работы (строчки, не вошедшие в стихотворение): На лестнице нашей, о горе, шаги

    Идут за тобою……………...враги
    …………………. хватайте ремень
    Тебя отпущу я в безлунную тень
    Тебя я спасла, мой любимый, беги…
    А в дверь уже громко стучали враги.

“В. Я. Виленкин полагает, что Ахматова, по-видимому, первоначально задумывая это стихотворение как балладу с драматическим сюжетом (Мелхола спасает своего юного мужа от убийц, подосланных коварным Саулом), в процессе работы пришла к совершенно иному решению…” [69 Цит. по: Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 394. ]. “Приведенные в статье Виленкина отброшенные в процессе работы варианты могли быть отброшены и по другой причине: в них слишком явственно прочитывалась связь с личными бедами самой Ахматовой (аресты сына), что делало эти строки заведомо непроходимыми для печати”. 2.

Но, на наш взгляд, стихотворение слишком интимно, сексуально, чтобы быть связанным с арестами Л. Гумилева. Скорее всего, оно связано с арестами друга / друзей, которые были поэтами, как Давид. Для нас оказываются более интересными именно строки, не вошедшие в стихотворение, так как они помогают проследить то время, ту эпоху, ситуацию, в которой жила Ахматова.

Обращение к Библейскому циклу подтверждает мысль о том, что она жила в “страшном мире”, где сознание, чувства расходятся с реальностью, вступают в противоборство со временем и пространством. Из настоящего посредством памяти– в прошлое.

Часть с названием “MCM XXI”передает ту атмосферу, которая окутывала Россию в 1921 году: ощущение тоски, потерянности. Это нашло свое отражение в стихах любовной тематики: Нам встречи нет. Мы в разных станах,

    Туда ль зовешь меня, наглец,
    Где брат поник в кровавых ранах,
    Принявши ангельский венец?
    ( “Нам встречи нет. Мы в разных станах”, 1921, стр. 162).
    Или:
    Путник милый, ты далече,
    Но с тобою говорю.
    В небесах зажглися свечи
    Провожающих зарю.
    ( “Путник милый, ты далече”, 1921, стр. 160).

Эпиграф ко второму разделу, взятый из “Любовных элегий”Овидия, говорит о муках любви, переживаниях лирической героини. Ее чувства как бы раздваиваются:

    Ни без тебя, ни с тобою жить не могу.

Свое отражение в данной части книги находит также тема памяти. Два стихотворения имеют конкретных адресатов: “А Смоленская нынче именинница” (Памяти А. Блока) и “Пророчишь, горькая, и руки уронила” (О. А. Глебовой-Судейкиной). Эти люди сыграли немаловажную роль в жизни поэта. Ахматова считает себя виновницей всех несчастий своих близких, так как, пророчествуя о днях катастрофы, накликала беду:

    Я гибель накликала милым,
    И гибли один за другим.
    О, горе мне! Эти могилы
    Предсказаны словом моим.
    ( “Я гибель накликала милым”, 1921, стр. 168).

И вновь перед нами тема времени: поэт путем предсказания прокладывает дорогу в будущее, тернистую, залитую кровью.

Последним стихотворением раздела является “Клевета”(1922). В нем переживания за собственную судьбу, за судьбу поколения расширяются до вселенских масштабов. Ахматова возносится над страшной действительностью, ее тело остается“в страшной пустоте”, а душа больше не будет гореть “земным бессильем” и “дикой жалостью к оставленной земле”. Там, во внеземном пространстве, она надеется, что ее ожидает встреча с ушедшими друзьями.

Одну из главных мыслей третьей части книги “Anno Domini” “Голос памяти”можно сформулировать так: мир, человек, жизнь вообще существуют лишь тогда, когда в человеческой душе, в сознании сохраняется память о друзьях, когда-то ушедших. Отсутствие памяти– это всеобщая гибель, физическая и духовная. Эта мысль об огромном значении чувства дружбы и духовного родства нашла отражение в эпиграфе к третьему разделу:

    Мир – лишь луч от лика друга,
    Все иное тень его.
    Н. Гумилев.

Ахматова жила лишь памятью и, конечно, своим творчеством, в то время как На дикий лагерь похожий

    Стал город пышных смотров,
    Слепило глаза прохожим
    Сверканье пик и штыков.
    ( “Тот август, как желтое пламя”, 1915, стр. 172).

Видя такое, героиня предпочитает окунуться в мир воспоминаний. В “Царскосельских строках” Ахматова пятое действие драмы (напомним, что “Anno Domini” –пятая по счету книга) соотносит с драмой России. И это, действительно, драма и даже трагедия. Ей

    Каждая клумба в парке
    Кажется свежей могилой.
    ( “Царскосельские строки”, 1, 1921, стр. 174).

Ничего не остается, как только справлять “тайную тризну” и думать о том, что Все души милых на высоких звездах.

    Как хорошо, что некого терять
    И можно плакать.
    ( “Царскосельские строки”, 2, 1921, стр. 175).
    Героине некого больше терять – она одна.

Рассмотрев три части книги “Anno Domini”, мы видим, что главенствующими здесь являются темы времени, памяти, духовного родства со своим поколением. Во всех трех частях героиня, не удовлетворенная настоящим, посредством памяти погружается в прошлое, которое, по ее мнению, более достойно человеческой жизни. Повернуть время вспять (хотя бы на уровне сознания)– для нее единственный выход из сложившегося тупика. Итак, мы видим, что значения слов, их производных имеют тесную взаимосвязь с судьбой Ахматовой, с судьбой России первых десятилетий XX века. Лета, река забвения, говорит об огромном значении темы памяти в творчестве Ахматовой. Лето (Летона), как и Лотова жена, выступает памятником страданию и терпению, отразившимся непосредственно в стихах этой книги. Само имя Анна выступает в качестве зеркала, которое говорит об отражении судьбы России, жизни самой Ахматовой в ее творчестве.

    Действительно, стихи Ахматовой - это “зеркало ее души”.

То, что поэт убирает из первоначального заглавия прямое указание на 1921 год, символизирует огромное пространство и непомерный по своей величине отрезок времени, охваченный великой трагедией.

    §6. "ТРОСТНИК".

“Действительность предстает в поэзии Ахматовой своими трагическими сторонами. Однако ее собственный художественный мир отнюдь не дисгармоничен. Это не одномерная поэзия жалоб и обид, не поэтическое царство отчаяния и отрицания, а полнокровная картина человеческой жизни во всем ее объеме. Мир Ахматовой–конечно, не мир улыбок и цветов. Но и не безнадежный мир скорби. … поэзия Ахматовой–это поэзия противостояния. Противостояния обстоятельствам, враждебностям судьбы. Всем испытаниям, опасностям, ударам извне противостоит высокая и сильная душа” [70 Воздвиженский В. Г. Указ. соч. – С. 23. ]. Олицетворением этой стойкости явилась шестая книга стихов Анны Ахматовой “Тростник”. “ В 1924 –1940 годах Анна Ахматова не переставала писать, но стихи ее в советской печати в это время не появлялись” [71 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 399. ]. Почему? 1920 – 1940 годы – один из самых трагических периодов в жизни и творчестве поэта. Ахматова в “черном списке”поэтов: ей запретили печататься, публично читать свои стихи. А. Ахматову исключают из ленинградского отделения Союза писателей как“непролетарского поэта”. Производятся аресты близких и дорогих ей людей: сына Л. Гумилева, мужа Н. Пунина, друзей– Л. Гинзбург, Б. Эйхенбаума; травля и смерть О. Мандельштама. Но, несмотря на все это Ахматова продолжает писать стихи. Она объединяет их в книгу под названием“Ива” (стихи 1920 – 1940 г. г. ), которая была включена в сборник “Из шести книг”, вышедший в свет в 1940 году. В состав “Ивы” перешли и некоторые стихотворения из “Anno Domini”. Для печати было подготовлено 34 стихотворения, но в “Иву” вошло только 21. “Кроме того, Ахматовой в эти годы был создан еще и “Реквием”, из которого в “Иву” попало одно стихотворение (“И упало каменное слово…”). Остальные стихотворения в то время опубликовать не удалось” [72 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 399. ]. Заглавие “Ива” связано со стихотворением А. С. Пушкина “Царское Село”. Из него взят эпиграф к стихотворению “Ива”: И дряхлый пук дерев…

Большинство стихотворений “Ивы” связано с темой творчества, с темой трагической судьбы поэта, являющейся для Ахматовой “моделью творческого поведения” [73 Аминова О. Н. Указ. соч. – С. 80. ]. “Образ ивы – это не только образ живой свидетельницы первого явления Музы к Пушкину. Ива – хранительница воспоминаний о поэтической юности Ахматовой. Ива – символ старожила Царского Села, мотив которого – один из важнейших в книге. Царское Село –это русский поэтический парнас, где “ столько лир повешено на ветки…”, лир “золотых” и “серебрянных”, лир А. Пушкина и И. Анненского, А. Дельвига и Н. Гумилева, В. Кюхельбекера и Н. Недоброво. Царскосельский воздух создан для того, “чтоб песни повторять”. Книга А. Ахматовой “Ива”– это новая песня, песня – воспоминание, песня –поминовение, слова которой “сотканы” из повторов песен и имен поэтов, предшественников и современников “Музы плача”: Данте, Шекспира, Пушкина, Лермонтова, Гумилева, Недоброво, Лозинского, Пастернака, Есенина, Маяковского, Цветаевой, Мандельштама. Слово“ива” практически всегда сопровождается эпитетом “плакучая”. Она, пригибаемая ветром к земле, застывает в немом поклоне. Поклон, преклонение– позиция поэта в данной книге” [74 Там же. – С. 81. ]. “Книга “Ива”отличается от всех предыдущих книг Ахматовой тем, что не имеет внутреннего лирического сюжета. По этим стихам, с намеренно перемешанной хронологией, трудно представить себе, как шло развитие творчества Ахматовой с 1924 по 1940 год. И хотя книга была встречена восторженно и читателями, и немногочисленной прессой, жизнь ее оказалась слишком короткой” [75 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 399. ]. В 1961 году выходит однотомник избранного Анны Ахматовой (за период с 1909 по 1960 годы). В его состав вошла книга“Тростник” (стихи “Ивы” и дополнения). Сюда вошли стихотворения, написанные в 1923 –1940 годы. Разделов данная книга не содержит, как это было в предыдущих сборниках. Стихотворения здесь размещены вразброс, не соблюдается даже хронологическая последовательность.

Отсюда следует, что книга не имеет внутреннего лирического сюжета. Несмотря на то, что в книге отсутствуют тематические разделы, все же можно выделить несколько групп тем. Доминирующей является тема памяти, тема прошлого, воспоминания о нем.

Ахматова кровно переживала общенародные бедствия (патриотическая лирика военных лет). Творчество Анны Ахматовой–отголосок тех суровых испытаний и потрясений, которые выпали на долю ее народа, ее страны. Однако центром ее поэтического мироощущения было чувство сопричастности поколению, на долю которого выпало испытать невиданное ускорение темпа исторического движения и во всей полноте ощутить стоящую за ним реальность течения Времени.

Ранняя поэзия Ахматовой повествовала в основном об эмоциональной империи драматического существования во времени. Самый глубокий комплекс трагических переживаний восходит к одной, бесконечно варьирующейся в ее творчестве, исходной ситуации: любая перемена, неизбежно вызываемая“бегом времени”, создавала условия для мучительного внутреннего разлада. Время, изменяя человека с той необходимостью, с какой оно искажает все вокруг, дробит его жизнь на ряд раздельных существований, на образном языке Анны Ахматовой“теней” и “двойников”. Благодаря ему происходит подмена одной жизни другой, и чем быстрее оно движется, тем более катастрофичны его последствия. Ахматова пишет о“скорости”как о настоящем проклятии человеческой жизни. Подлинный драматизм заключен в способности человека помнить о прошлом.

В “Тростнике”множество стихотворений-воспоминаний о своей жизни, чувствах, друзьях. Например, в стихотворении“От себя я сердце скрыла” Ахматова вспоминает о своих чувствах и нелегкой жизни с Н. Пуниным. С грустью и радостью вспоминает А. Ахматова “город, любимый с детства”: Душевный жар, молений звуки

    И первой песни благодать –
    Все унеслось прозрачным дымом,
    Истлело в глубине зеркал…
    ( “Тот город, мной любимый с детства”, 1929, стр. 184).
    И обо всем невозвратном “скрипач безносый заиграл”.

В стихотворении “Воронеж”рисуется панорама этого города. Автор, прогуливаясь по его улицам, вспоминает о своей встрече с О. Мандельштамом. “Весной 1936 года она провела несколько дней в Воронеже, где О. Э. Мандельштам находился в ссылке” [76 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 403. ]. Одним из стихотворений цикла “Юность” является “Подвал памяти”. В этом стихотворении Ахматова вспоминает “Бродячую собаку” и, в частности, “проказника”, который “от старости скончался”. Под “проказником” подразумевается М. А. Кузмин, завсегдатай и “идеолог” [77 Там же. – С. 402. ] “Бродячей собаки”. В этом стихотворении Ахматова посещает свое прошлое. Она из памяти, как из подвала, где хранится все старое, вышедшее из обихода, но с чем нет сил и желания расстаться, извлекает образы друзей и знакомых, воспоминания о проведенных вместе часах, беседах, праздниках. Подвал пуст, в не мне слышны голоса, смех, и это– великая боль:

    …………………………………но там
    Темно и тихо. Мой окончен праздник!
    Уж тридцать лет, как проводили дам,
    От старости скончался тот проказник…
    Я опоздала…
    ( “Подвал памяти”, 1940, стр. 190).

Ахматова не могла и не хотела отказываться от воспоминаний и объясняла это так: “В молодости и в зрелых годах человек очень редко вспоминает свое детство. Он активный участник жизни, и ему не до того. И, кажется, всегда так будет. Но где-то около 50 лет все начало жизни возвращается к нему. Этим объясняются некоторые мои стихи 1940 года (“Ива”, “Пятнадцатилетние руки…”), которые, как известно, вызывали неудовольствие Сталина и упреки в том, что я тянусь к прошлому” [78 Цит. по: Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 402. ]. Ахматова делает вывод, что именно память, то есть способность помнить о прошлом, заставляет человека осознать могущество времени, власть необходимости, - но она же одновременно является средством борьбы с этой властью. Таким образом, императив “помнить”приобретает силу и значение нравственного долга, уклониться от исполнения которого невозможно– для опускающегося в “подвал памяти”нет иного пути. Именно память позволяет осуществляться диалектике жизни и смерти в пределах одного сознания. В памяти живет то, что уже кануло в небытие: помня, человек посещает внутреннюю преисподнюю, получая возможность прижизненно побывать в Царстве мертвых.

Не последнее место занимает тема поэта и поэзии. Ей посвящены стихи: “Борис Пастернак”, “Кавказское”, “Памяти Сергея Есенина”, “Маяковский в 1913 году”. В них Ахматова рассказывает о творчестве Пастернака, который, по ее мнению, достоин награды за то, что “мир наполнил новым звоном”, вспоминает места, где “Пушкина изгнанье началось” и “Лермонтова кончилось изгнанье”; ведает нам о нелегких судьбах гениальных поэтов, о слишком ранней гибели многих своих современников, среди которых смерть Есенина, “была одним из самых красноречивых примеров” [79 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 402. ]. Помнит Ахматова и "бурный рассвет" Маяковского, ей не забыть, как в его стихах "кричали звуки". Или стихотворение "Данте", где в судьбе Данте Алигьери (1265–1321) Ахматова видит прообраз трагической Судьбы Поэта, как бы модель "творческого поведения", которой должны подражать поэты, идущие вслед за ним. В жизни Ахматовой было много утрат, но утрата для нее – это всегда обретение чего-то высокого. И за это поэт поднимает тост: Я пью за разоренный дом,

    За злую жизнь мою,
    За одиночество вдвоем
    И за тебя я пью,
    За ложь меня предавших,
    За мертвый холод глаз,
    За мертвый холод глаз,
    За то, что мир жесток и пуст,
    За то, Что Бог не спас.
    ( "Последний тост", 1934, стр. 193).

Жизнь жестока не только к Ахматовой, но и ко всему ее поколению поэтов. Творчество всегда сопровождается потерями, поэт часто лишается какой-то частицы бытия ради своего призвания.

В книге имеет место и тема рушащегося мира. Она заявлена в самом первом стихотворении–"Надпись на книге". Началась вторая Мировая война, "рушатся миры". Поэт слышит и чувствует трагическое время. Ахматова душой вместе со своей страной, она как бы предчувствует, что война не обойдет стороной и Россию:

    И над задумчивою Летой
    Тростник оживший зазвучал.
    ( "Надпись на книге", 1940, стр. 179).

Лета –это река, ведущая в Царство мертвых, в Аид. Это как бы путь, который должна преодолеть Россия, чтобы возродиться вновь. И в этом ей помощник– поэтический голос Ахматовой. В полный голос мотив исчезновения, разрушения всех долгие годы складывавшихся устоев, родовых связей звучит в стихотворении "Ива". Эти ценности разрушены насильственно. "Сопоставим: в эпиграфе– "дряхлый пук дерев" и у Ахматовой – "там пень торчит". В первом случае – естественное умирание, во втором –насильственная смерть: пень ассоциируется прежде всего с делом лесоруба или вмешательством стихии" [80 Непомнящий И. Б. "И – странно! –я ее пережила" (об одном тютчевском мотиве в лирике А. Ахматовой) // "Тайны ремесла": Ахматовские чтения. – Выпуск 2. – М. : Наследие, 1992]. "Погибшая ива есть свидетельство разрушенной цепи времени, "разорванной связи" с миром исторической и культурной преемственности" [81 Непомнящий и. Б. Указ. соч. – С. 63. ]. "Ахматова, избирая для эпиграфа полустих "И дряхлый пук дерев", внутренне его преобразует, насыщает принципиально новым содержанием. В конце эпиграфа она вместо полагающегося многоточия ставит точку. Это не случайность. Ставя точку на место ожидаемого многоточия, Ахматова ограничивает, локализует смысл эпиграфа, вычленяет единственно нужный ей оборот…, фиксирует на этом обороте читательское внимание. В контексте пушкинской элегии "дряхлый пук дерев" есть объект наблюдения, на что указывает форма винительного падежа ("… и увижу я дряхлый пук дерев…"). Эпиграф у Ахматовой автоматически воспринимается как субъект

действия. Рядовая в пушкинском контексте деталь выводится за пределы эстетической системы элегии и приобретает черты символа" [82 Непомнящий И. Б. Указ. соч. – С. 63 – 64. ]. Книга названа "Тростник". Этот образ непосредственно нашел свое отражение в упоминавшемся выше стихотворении "Надпись на книге". В нем тростник наконец-то зазвучал. После многолетнего молчания он наконец-то ожил: голосом Ахматовой-поэта заговорило время, оно требовало, чтобы происходящее было запечатлено (это был период начала второй Мировой войны), чтобы было воспето ее голосом.

    Итак, что же такое тростник?

Тростник –образ многозначный, занимающий одно из важных мест в философии, мифологии, литературе. Это символ творчества и высочайшей цены за него. Для примера можно вспомнить миф о фригийском сатире Марсии, лишившемся жизни, научившись играть на тростниковой флейте и решив посоревноваться в мастерстве с самим Аполлоном; свирель Пана, изготовленную из тростника, в которую превратилась преследуемая козлоногим нимфа Сиринга; образ флейты, изготовленной из собственного позвоночника в поэме В. Маяковского "Флейта-позвоночник"; образ флейты "Крысолова" М. Цветаевой; образ флейты, олицетворяющей искусство, призванное соединить "двух столетий позвонки" в стихотворении О. Мандельштама "Век". Заглавный образ книги Анны Ахматовой связан и с библейским уподоблением слабого, неверующего человека хрупкому и ломкому тростнику, ставшему источником сравнения человека– "слабейшего из творений природы" – с "мыслящим тростником" Заглавие шестой книги несет в себе и мотив разоблачения тайного злодейства, связанного с сюжетом стихотворения М. Ю. Лермонтова "Тростник", в котором тростник, превращенный рыбаком в дудку, голосом человека поведал об убийстве девушки. У Лермонтова– "говорящий тростник".

В имени книги Ахматовой звучит мотив "отчаянного протеста" "мыслящего тростника", нарушающего "невозмутимый строй" гармонии природы из стихов Ф. Тютчева "Певучесть есть в морских волнах…".

"Культурологическая насыщенность этого символа –не цель, а средство для Ахматовой. Поэт подключает всю энергию традиции, энергию чужого слова для того, чтобы отчетливее сказать свое. Практически все стихотворения книги "Тростник" связаны с прошлым, с воспоминаниями, мемуаристикой поэта, с поминовением усопших, безвозвратно изменившихся, исчезнувших–человека, места и времени, традицию которых и рассказывает голос ожившего тростника. Мужество, с которым А. Ахматова ведет речь о "залетейских тенях", сравнимо лишь с непреклонностью этого растения, пригибаемого ветром, но неустанно тянущегося вверх. Муза А. Ахматовой– "с дудочкой в руке", а не с лирой. Дудочка или цевница –традиционные эмблемы поэзии, в отличие от лиры, приводятся в действие не только пальцами, требующими технической беглости, но и дыханием. Дыхание– это звучание души. Пение тростника –это, по сути дела, выдувание жизни из поэта, выпускание его духа, смерть. Такой счет предъявляет Муза к Ахматовой" [83 Аминова О. Н. Указ. соч. – С. 82. ]. Таким образом, символика заглавия "Тростника" говорит нам о стойкой, непреклонной, сильной позиции автора в данной книге.

    §7. "СЕДЬМАЯ КНИГА".

На протяжении всего творческого пути Ахматовой видно ее "упрямое мужество" и глубокая вера в грядущее "восстание из пепла". С этим стремлением в 40–60-е годы связано для поэта создание "Седьмой книги", введенной, в частности, в план двухтомного собрания сочинений 1962 года. Замысел, касающийся этой книги, осуществился. Но существуют различные точки зрения на нее.

Одни выделяют ее в качестве самостоятельной, другие – нет. Мы в своей работе будем считать "Седьмую книгу" именно седьмой, самостоятельной (вслед за Н. Гончаровой и В. Черных) и, следовательно, проанализируем ее. Каким же образом Ахматова пришла к "Седьмой книге", как изменялся ход работы? Рассмотрим это.

"Седьмым по счету (то есть следующим после сборника "Из шести книг") был "Нечет" (1946), что было заявлено уже в его титульном листе (РГАЛИ). Характерно, что ташкентский сборничек 1943 года и одновременно с "Нечетом" подготовленные к изданию сборники "Стихотворения. 1909– 1946" и "Стихотворения. 1910 –1946" в счет автором не берутся. Так же не становятся "седьмыми" и вышедшие после долгой паузы "Стихотворения" 1958 и 1961 годов. Зато в 1962 году Ахматова начинает составлять план нового "Нечета" и снова называет его "седьмым сборником". Очевидно, речь идет не о простой хронологии. Работа над "Нечетом" 1962 года не была доведена до конца; стихи, подготовленные к нему, в виде "седьмой книги" вводятся в план двухтомника, а в следующем, 1963 году начинается работа над новым "седьмым сборником"–"Бегом времени". Ранний вариант этого сборника не прошел цензуру, но в официальном "Беге времени", вышедшим в 1965 году, значительный раздел назван "Седьмой книгой". Однако сам "Бег времени" "седьмым сборником" уже не назван" [84 Гончарова Н. Указ. соч. – С. 291. ]. Для Ахматовой "Седьмая книга" становится знаком итога, рубежа. "Седьмая книга" –это квинтэссенция творческого и философского пути поэта, которую она упорно старается воплотить в книге. "Отсюда полное игнорирование проходных, официозных сборников и счет "по крупной": по книгам-вехам. Судя по планам, Ахматова долго шла к своей "седьмой книге", пытаясь превратить в нее издания 50–60-х годов, но по независящим от нее обстоятельствам этому не суждено было исполниться" [85 Гончарова Н. Указ. соч. – С. 292. ].

Почему же Ахматова не дала книге какого-либо иного заглавия, а так и оставила – "Седьмая книга"? Это не лишено существенного значения. Число 7 не раз возникает в позднем творчестве поэта. "Человек глубоко религиозный, она не могла не знать его древнего сакрального значения. Культурно-философские истоки почитания этого числа уходят вглубь времен" [86 Там же. – С. 291. ]. "Магическое число" 7… характеризует общую идею вселенной, константу в описании мирового древа, полный состав пантеона, число сказочных героев-братьев (ср. "Семь братьев", "Семь Симеонов" и сестер и т. п. ), число дней праздников, количество цветов спектра, тонов в музыке, основных запахов стереохимической теории, константу, определяющую объем человеческой памяти и т. п. В некоторых культурно-языковых традициях существует семиричная система счисления и / или число 7 выступает вообще как наиболее употребительное число, характеризующее почти универсально все, что исчисляется в мифоэпическом космосе" [87 Мифы народов мира. – С. 630. ]. Число 7 воплощает в себе некое мировое равновесие, гармонию. И именно достижение этого– конечная цель "поэтического странствия" Анны Ахматовой. "В "седьмой сборник" Ахматова вводила наиболее значимые гражданские, философские, лирические стихи и поэмы 40– 60-х годов –"Поэму без героя", "Реквием", "Путем всея земли", стихи 30-х годов, примыкающие к "Реквиему", "Сожженную тетрадь", то есть, собственно, все ключевые произведения своего позднего творчества. В черновых записях 1962 года к сборнику "Бег времени" имеется титульный лист, сделанный рукой автора: "Бег времени. Седьмая книга. 1961 [Моя книга]". … Интересно, что и "Ленинградских элегий" было семь, и седьмая, недописанная, - элегия о молчании поэта, не принимающего постыдной действительности, - была сущностной, основной в цикле: Их будет семь – так я решила,

    Пора испытывать судьбу…

В 60-е годы создавались наброски к неосуществленному циклу "Семисвечник"; в "Поэме без героя" упоминается о вывезенной автором из блокадного Ленинграда Седьмой симфонии Шостаковича; эпиграф к "Бегу времени" гласит о падении "седьмой завесы тумана", той, "за которой приходит весна" [88 Гончарова Н. Указ. соч. – С. 292. ]. Композиция "Седьмой книги", которую задумала создать Ахматова, должна была быть следующей: "от вереницы четверостиший, становящейся как бы введением в книгу, через пронизанные памятью и верностью "Стихи разных лет", "Венок мертвым", "Реквием" и "Стихи тридцатых годов" к философской лирике "Ташкентских страниц" и суровым "Ленинградским элегиям". После этого открывается трагическая любовная тема "Сожженной тетради", крайне важная для поэта проблематика цикла "Тайны ремесла" и "стихи последних лет", а затем–вершина: внутренне связанные между собой "Путем всея земли" и "Поэма без героя" [89 Там же. – С. 293 – 294. ].

В двухтомнике сочинений А. Ахматовой, составленном В. А. Черных (1990) [90 Мы будем ссылаться на стихотворения Ахматовой, помещенные в данном издании], последовательность стихов и циклов, входящих в рассматриваемую книгу, иная. Как у Ахматовой, так и у Черных, хронологический принцип расположения циклов стихов внутри задуманной книги, нарушен. Быть может, такое расположение позволяло ей создавать драматическую картину личности в мире. "Не случайно в черновых записях к сборнику "Нечет" (1962) мы находим помету– "завещание": "Прошу мои стихи никогда в хронологическом порядке не печатать…" [91 Гончарова Н. Указ. соч. – С. 294. ]. "На страницах "Седьмой книги" вместо переходящего из одного сборника в другой перечня "наизусть затверженных" стихов 10–20-х годов перед нами… предстает зрелый поэт-философ и гражданин, не оставшийся в стороне от великих потрясений, выпавших на долю его Родины, разделивший судьбу своего народа и своего трагического поколения, на собственном опыте познавший "ужас, который был бегом времени когда-то начерчен" [92 Там же. – С. 294. ].

"Седьмая книга", как мы видим, - это завершающий этап творческой эволюции А. Ахматовой, в ходе которого происходит расширение, углубление символики значений, тематики стихотворений, заданных в предыдущих книгах. Ведущими темами поэзии Ахматовой по-прежнему остаются темы любви, творчества, дружеской привязанности, трагического времени, памяти. Они представлены в "Седьмой книге" целыми циклами, что, может быть, указывает на то, какое огромное значение имеет каждая из них для Ахматовой и литературы в целом. Также происходит укрупнение проблематики ее поэзии, иной становится лексика, интонация, по-новому звучит голос поэта. "Появилась мудрость не только любящей и горюющей об утрате любви женщины, но мудрость Поэта" [93 Макогоненко Г. О сборнике Анны Ахматовой "Нечет" // Вопросы литературы. – 1986. - №2. – С. 182. ], горюющего о страшных последствиях истории. Любовь как один из главнейших объектов созерцаний и переживаний поэтов всех времен получает у Ахматовой наивысшее воплощение в циклах любовной тематики, таких как "Cinque" (1945– 1946) и "Шиповник цветет" (1946 – 1964). В стихах указанных циклов любовь из реального чувства превращается в нечто неземное, потустороннее. Лирическая героиня находится на грани между сном и явью: "и время прочь, и пространство прочь", - утверждает она. И именно там, в несуществующем мире (ночь, сон, зазеркалье) происходит встреча героини с возлюбленным:

    И какое кромешное варево
    Поднесла нам январская тьма?
    И какое незримое зарево
    Нас до света сводило с ума?
    ( "Cinque", 5, 1946, стр. 226).
    Или:
    Обещай опять прийти во сне.
    Мне с тобою как горе с горою…
    Мне с тобой на свете встречи нет.
    Только б ты полночною порою
    Через звезды мне прислал привет.
    ( "Шиповник цветет": "Во сне", 1946, стр. 228).
    Или:
    Как сияло там и пело
    Нашей встречи чудо,
    Я вернуться не хотела
    Никуда оттуда.
    Горькой было мне усладой
    Счастье вместо долга,
    Говорила с кем не надо,
    Говорила долго.
    Пусть влюбленных страсти душат,
    Требуя ответа,
    Мы же, милый только души
    У предела света.
    ( "Шиповник цветет": "Другая песенка", 1956, стр. 228).

Для героини Ахматовой любовь как воплощение бушующей страсти утрачивает силу и значение, столь существенные для большинства представителей рода человеческого и для нее в раннем творчестве. Более близким и приемлемым становится такое состояние, переживание любовного чувства, когда важно не телесное единение, а слияние душ, понимание взгляда, каждого внутреннего движения избранного сердцем человека:

    Таинственной невстречи
    Пустынны торжества,
    Несказанные речи,
    Безмолвные слова.
    Нескрещенные взгляды
    Не знают, где им лечь.
    И только слезы рады,
    Что можно долго течь.
    Шиповник Подмосковья,
    Увы! При чем-то тут…
    И это все любовью
    Бессмертной назовут.
    ( "Шиповник цветет": "Первая песенка", 1956, стр. 228).

Тема творчества как наивысшего служения Богу и людям вылилась на страницы "Седьмой книги" стихами цикла "Тайны ремесла" (1936– 1960). Творчество у Ахматовой –это всегда самоотдача, жертва чем-то дорогим. Но без всецелого приношения себя во имя других существование для Поэта прекращается. Творчество– добровольная жертва во имя Жизни: … тайное бродит вокруг –

    Не звук и не цвет, не цвет и не звук,
    Гранится, меняется, вьется,
    А в руки живым не дается.
    Но это! .. по капельке выпило кровь,
    Как в юности злая девчонка-любовь,
    И, мне не сказавши ни слова,
    Безмолвием сделалось снова.
    И я не знавала жесточе беды.
    Ушло, и его протянулись следы
    К какому-то крайнему краю,
    А я без него… умираю.
    ( "Последнее стихотворение", (? ), стр. 199).

Цикл "Венок мертвым" вобрал в себя стихи, связанные с темой верности, памяти, поколения. Сквозь строки стихов цикла на нас смотрят лица И. Анненского, М. Булгакова, Б. Пильняка, М. Зощенко, Н. Пунина. Все эти люди вместе с А. Ахматовой– одно единое поколение, которое "мало меду вкусило", прошло "страшный путь". Друзья ушли…

    …И вот
    Только ветер гудит в отдаленье,
    Только память о мертвых поет.
    Наше было не кончено дело,
    Наши были концы сочтены,
    До желанного водораздела,
    До вершины великой весны,
    До неистового цветенья
    Оставалось лишь раз вздохнуть…
    Две войны, мое поколенье.
    Освещали твой страшный путь.
    ( "De profundis… Мое поколенье", 1944, стр. 249).

Одиночество Ахматовой1 скрашивается памятью о прошлом и уверенностью во встрече с ушедшими в день Всеобщего Воскресения.

Тема памяти тесно переплетена с темой времени, страшного и беспощадного (цикл "Ветер войны"). Ведь именно полная бедствий и трагедий история России сделала поколение Ахматовой невольным свидетелем и участником этого хаоса. Цикл "Ветер войны" (1941–1945) включает стихи, явившиеся откликом Ахматовой на события Великой Отечественной войны, где русский народ выступил героем с мировым именем. Но через какие испытания пришлось пройти!

    Птицы смерти в зените стоят.
    Кто идет выручать Ленинград?
    Не шумите вокруг – он дышит,
    Он живой еще, он все слышит:
    Как на влажном балтийском дне
    Сыновья его стонут во сне,
    Как из недр его вопли: "Хлеба! " –
    До седьмого доходят неба…
    Но безжалостна эта твердь.
    И глядит из всех окон – смерть.
    ( "Птицы смерти в зените стоят", 1941, стр. 205).

Люди, представители творческих профессий, на протяжении всего этого чудовищного отрезка истории при помощи музыки, стихов, живописных полотен пытались вселить в людей дух бодрости, уверенности в своих силах, жизнелюбия; к их числу смело можно отнести Анну Ахматову, которая "о победе пела", которая "победе навстречу, обгоняя солнце, летела".

"Седьмая книга" написана в последние десятилетия жизни Ахматовой; поэт все это время как бы предчувствовал, пророчествовал свою собственную смерть, причем скорую. На это повлияло многое: болезнь, преследовавшая Ахматову на протяжении всей ее жизни, трагический личный опыт и жизненный опыт близких: И комната, в которой я болею,

    В последний раз болею на земле,
    Как будто упирается в аллею
    Высоких белоствольных тополей.
    А этот первый – этот самый главный,
    В величии своем самодержавный,
    Но как заплещет, возликует он,
    Когда, минуя тусклое оконце,
    Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,
    И смертный уничтожит сон.
    ( "Смерть", 3, 1944, стр. 213).

Предчувствие собственного конца наталкивает человека на череду философских размышлений и вопросов: что есть смерть, есть ли жизнь после смерти, существует ли Высший судья? Что сделано мной в этой жизни? Какова будет память обо мне? Пытаясь дать ответы на подобные вопросы, Ахматова перелистывает страницы собственной жизни, размышляет о ней. Результатом этого явился цикл стихов "Северные элегии", который складывался постепенно в течение многих лет. Первоначально цикл назывался "Ленинградские элегии". Задумано было семь элегий. На рукописной обложке Ахматова написала строки, относящиеся к замыслу цикла: Их будет семь – так я решила,

    Пора испытывать судьбу,
    И первая уж совершила
    Свой путь к позорному столбу. 1.
    Но написано только шесть элегий.

Композиция цикла выстраивается в соответствии с сюжетной линией: от рождения до смерти– весь жизненный путь.

Перед глазами мелькают годы любви и разлуки, радости и печали, торжества и падения. Жизнь Ахматовой не сопровождалась лишь розовым цветом, поэт изначально как бы предчувствовала, что ей уготовано:

    Себе самой я с самого начала
    То чьим-то сном казалась или бредом,
    Иль отраженьем в зеркале чужом,
    Без имени, без плоти, без причины.
    Уже я знала список преступлений,
    Которые должна я совершить.
    ( "Вторая" (О 10-х годах), 1955, стр. 260).

Ахматова никогда не причисляла себя к лику святых. Чувствуя, что во многом греховна, она смиренно ждала наказания. И оно пришло:

    Меня, как реку,
    Суровая эпоха повернула.
    Мне подменили жизнь. В другое русло,
    Мимо другого потекла она,
    И я своих не знаю берегов…
    ( "Пятая", 1945, стр. 262).

Лишения, смерти, казни, сопровождавшие Ахматову на протяжении всей ее жизни, вселили в поэта дар предвидения:

    Мне ведомы начала и концы,
    И жизнь после конца, и что-то,
    О чем теперь не надо вспоминать.
    ( "Пятая", 1945, стр. 263).

Горечи жизни не сломили Ахматову, а вознесли ее на "сверхличный рубеж жизни" [94 Макогоненко Г. Указ. соч. – С. 161. ]"На этой высоте человек обретает возможность жить вопреки всем ударам судьбы, поскольку ему открылся иной смысл бытия. С особой силой и ясностью в том случае, когда этим человеком оказывался поэт. Ахматова была поэтом" [95 Макогоненко Г. Указ. соч. – С. 161. ]. Взирая "сверху" на прожитую жизнь, Ахматова ни о чем не жалеет. Она, несмотря ни на что, прожила бы ее еще раз, ведь это самый величайший из даров, данных человеку Богом:

    Но если бы оттуда посмотрела
    Я на свою теперешнюю жизнь,
    Узнала бы я зависть наконец…
    ( “Пятая”, 1945, стр. 263).

“Анна Ахматова принимала жизнь такой, какая она есть. В ее спокойном течении и драматизме. С ее красотой и безобразием. Сплетением противоречивых чувств, порождающих конфликты… она не запутывалась в мелочах. Она давала им такое освещение, в котором они словно очищались от ржавчины обыденности. Служили доказательством естественности и красоты чувства. Получали знак подлинного и высокого поэтического достоинства:

    Когда б вы знали, из какого сора
    Растут стихи, не ведая стыда…

Она не могла писать в безвоздушной и холодной высоте. Жить в мире отвлеченных эстетических ценностей. Чтобы создавать стихи, ей необходимо было чувство земли, воздух родины, ощущение поля и дома. Она должна была видеть весь тот“сор”ежедневности, который питал не выдуманную, но подлинную жизнь. Поэтому и осталась она глуха к“утешному” голосу, соблазняющему оставить “свой край, глухой и грешный”. Но в стихах ее уже не было никакого сора. Ничего лишнего, постороннего, случайного. Они прозрачны, соразмерны, при всем своем лаконизме–просторны. В них всегда чувствуется и глубина, и высота, за которыми есть неразгаданная тайна. Тайна происхождения, тайна подпочвенных связей частного сюжета, частной судьбы с судьбой народа, с жизнью всеобщей" [96 Урбан А. Образ Анны Ахматовой // Звезда. – 1989. - №6. – С. 16. ]. “Седьмая книга”, таким образом, - это весь бесконечный, всеобъемлющий, всепонимающий и всепрощающий мир жизни, творчества и души А. Ахматовой.

    ГЛАВА III. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ЗАГЛАВИЙ.

В предыдущей главе нами была проанализирована символика заглавий семи книг А. Ахматовой: “Вечер”, “Четки”, “Белая стая”, “Подорожник”, “Anno Domini”, “Тростник” и “Седьмая книга”. Каждое из перечисленных названий имеет свой собственный ореол смыслов и символических пересечений с жизнью и творчеством самой Ахматовой, а также с литературной, фольклорной и мифологической традициями в культуре. Как было сказано во введении к работе, все творчество поэта делится на периоды, каждый из которых является еще одним шагом к вершине ее творческого пути. Каждая минута, час, день, месяц, год жизни и творчества тесно переплетены между собой, взаимосвязаны и взаимообусловлены для Ахматовой. Порой один день длится вечно, а год пролетает как одно мгновенье. И это зависит от многого: чувств, эмоций, жизненных обстоятельств, окружения, настроений эпохи. Книги, выходившие из-под пера Ахматовой, - это словесное отражение каждого из жизненных отрезков, вылитое на лист бумаги. Они слиты воедино как ветви древа, олицетворяющего жизнь и судьбу поэта.

Вопрос о преемственности книг принципиально важен и закономерен при выявлении символики заглавий, общей семантической устремленности поэтического пути А. Ахматовой.

Первоначально, мы знаем, седьмой по счету книгой должен был выйти “Бег времени”, но “цикл “Из стихотворений 30-х годов”, а также цикл “Венок мертвым”… решили печальную судьбу” [97 Кралин М. Примечания // Указ. соч. – С. 412. ] этой книги. “Влиятельная в высших чиновничье-литературных кругах критик-литературовед Е. Ф. Книпович, которой рукопись ахматовской книги была отдана на рецензию, “зарубила” ее. В результате название “Бег времени”получила не седьмая книга поэта, а сборник, включающий в просеянном цензурой виде все выходившие ранее книги Ахматовой, в том числе и“Седьмую книгу”, куда входили не все стихи из рукописных книг – “Нечета” и “Бега времени” [98 Кралин м. Указ. соч. – С. 412. ]. Сборник “Бег времени”, вышедший в 1965 году, включал в свой состав все семь книг, которые являются объектом исследования в данной работе. То есть мы можем говорить о“поэтическом странствии”Анны Ахматовой, как о беге времени, об отсчете каждого из прожитых мгновений, начиная с рождения Поэта.

При рассмотрении семантики, контекстуальной значимости, поэтического ореола слов, вынесенных в заглавия книг, можно обнаружить общие принципы их выдвижения, преемственность, как на смысловом, так и на грамматическом уровнях:

1. По теме времени ((“Предвечерие”), “Вечер”, (“Лихолетье”) [99Первоначальные варианты заглавия также могут учитываться в осмыслении тенденции озаглавливания книг. ], “Anno Domini”, “Седьмая книга”, “Бег времени” как общее название итогового сборника). В этих заглавиях слова принадлежат к одному денотату – денотату времени: время суток ((“Предвечерие”), “Вечер”),

    время жизни ((“Лихолетье”), “Anno Domini”),

исчисление этапов во времени по количеству молитв и поклонов (“Четки”), по количеству книг (“Седьмая книга”). Книги, заглавия которых связаны с семой времени, содержат в себе указание на направление движения, как жизни Ахматовой, так и ее творчества. “Вечер” знаменует собой начало, “Лихолетье”, “Anno Domini” – тяжелое время испытаний, выпавших на середину жизни, “Седьмая книга” символизирует итог, некий апогей движения. Но наряду с тенденцией движения от начала к концу, то есть линейного, мы обнаруживаем и движение циклическое, круговое. На это указывает, во-первых, обращение Ахматовой в конце жизни к составлению книги“Предвечерие”, куда должны были войти ранние стихи из “Первой киевской тетради”. И это знаменательно: конец жизни сомкнулся с началом. Во-вторых, на то, что “Седьмая книга” –это не конец, а, возможно, новая точка для развития жизненного и поэтического цикла, указывает название итогового сборника стихов– “Бег времени” [100Анализу символики заглавия сборника "Бег времени", опоры Ахматовой на традиции Горация, Державина, Пушкина посвящена работа Л. Л. Сауленко. Имя книги // Вопросы рус. литературы. – Выпуск 1(43). – Львов. – 1984. ].

Истинное время бесконечно, оно не ограничено рамками дат календаря, как бесконечны возможности памяти каждого, с кем объединяет себя Ахматова. По образу растения (“Подорожник”, (“Ива”), “Тростник”). При помощи образов растений, ставших заглавиями книг (“Подорожник”, “Тростник”), автор убеждает читателей в том, что сила духа, стойкость, непреклонность –это именно те качества характера, которые присущи человеку, желающему и, следовательно, способному выжить и помочь выжить другим в трудную годину жизни. Ахматова поет гимн“мыслящему тростнику”.

Заглавия “Подорожник”, “Ива”, “Тростник”, таким образом, - выражение жизненной позиции Ахматовой, ее нравственного императива. И не только этого. “Подорожник”, “Тростник”знаменуют собой путь, продолжение движения во времени и пространстве, связанном с книгами, озаглавленными по теме времени. Но если последние задают траекторию движения по горизонтали и по кругу, то“Подорожник” и “Тростник”и по вертикали: сквозь толщу земли, завалы канувшей в небытие эпохи, сквозь груду разрушений, слой крови и слез, эти хрупкие растения пробиваются к жизни, к будущему.

Наш рисунок –это своеобразная модель, повторяющая модель ахматовского понимания движения времени и места человека в ней. “Стержень ахматовской картины мира – нравственный императив ахматовской поэзии –совесть и творчество. И совесть, и творчество не знают временных и пространственных границ. Они почитаются Ахматовой как вечные начала, и вера в их вечность, соединяются с сознанием особой роли художника в мире–все это влияет на восприятие мира как целого, в котором, как в круге, все точки– и времени, и пространства – равноудалены от центра - творящего свой мир сознания художника” [101Пахарева Т. А. Поэтический мотив как средство формирования целостности художественной системы Ахматовой. – Дис. … к. филол. н. – Киев, 1992. – С. 74. ]: Я помню все в одно и то же время,

    Вселенную перед собой, как бремя
    Нетрудное в протянутой руке,
    Как дальний свет на дальнем маяке,
    Несу, а в недрах тайно зреет семя
    Грядущего…
    ( “Творчество”, 1959, стр. ).

По религиозной символике (“Вечер”, “Четки”, “Белая стая”, “Седьмая книга”). Вечер, четки, белый цвет, число 7 –семантические знаки, прямо связанные с религиозным началом, которое в контексте стихов Ахматовой занимает не последнее место.

Символ “вечер”приобретает у Ахматовой значения начала служения Богу, расцвет поэтического дара. Отсчет земных поклонов и молитв ведется при помощи“четок”, которые также символизируют витки движения души, становления характера лирической героини Ахматовой. “Белая стая” –священная стая, олицетворение Божественного дара. Это знак воссоединения с другими, отход от концентрации на собственном“я”, попытка приблизиться к Богу. Конечным центром движения души поэта всегда являлось достижение некоего мирового равновесия, гармонии (что символизируется числом 7). И к концу своей жизни Ахматова приходит к заглавию“Седьмая книга”. “Сорвав” семь печатей с книги жизни, она постигает ее сакральный смысл.

    По количеству слов в заглавии можно выделить:

А) однословные (“Вечер”, “Четки”, “Подорожник”, “Тростник”) и Б) двухсловные (“Белая стая”, “Anno Domini”, “Седьмая книга”). На наш взгляд, введение двухсловных заглавий в состав “семикнижия”Ахматовой связано с переломными моментами в сознании лирической героини и самого поэта. Выход из кольца интимных переживаний, воссоединение со всеми людьми ознаменован книгой“Белая стая”. “Anno Domini” –олицетворение наивысшей точки в развитии темы времени, памяти и человеческой судьбы как главенствующей в поэтическом наследии Анны Ахматовой. “Седьмая книга” –средоточие, концентрат основных тем и идей, утверждение нравственных приоритетов человеческой жизни, ее самоценности.

На фонетическом уровне слова-заглавия также вступают в определенные виды отношений. Мы сталкиваемся с такими явлениями, как аллитерации (повторение одинаковых или созвучных согласных звуков), ассонансы (созвучие; в поэзии: неточная рифма, в которой созвучны только гласные).

    Для обнаружения явных аллитераций составим таблицу:
    НАЗВАНИЕ КНИГИ
    СОГЛАСНЫЕ
    СООТВЕТСТВИЯ
    “ВЕЧЕР”
    [в’ч’р]
    [ч’]
    “ЧЕТКИ”
    [ч’т к’]
    [ч’]
    “БЕЛАЯ СТАЯ”
    [б’л с т]
    “ПОДОРОЖНИК”
    [п д р ж н’к]
    [др], [н’к]
    “ANNO DOMINI”
    [н н д м’ н’]
    [дм’н’]
    “ТРОСТНИК”
    [т р с т н’ к]
    [тр]
    “СЕДЬМАЯ КНИГА”
    [с д’м к н’ г]
    [д’м], [ н’]

[ч’] – мягкий глухой звук. При длительном произнесении дает [ш’]. Если при произношении данного звука прибавить жест “указательный палец к губам”, призывающий к тишине, молчанию, то все это, с нашей точки зрения, можно трактовать следующим образом: Ахматова в книгах “Вечер”, “Четки” призывает к внешнему молчанию, заставляя при этом слушать голос своего внутреннего мира, ведь он у каждого человека безмерно богат. Это и призыв к молитве, к общению с Богом на языке сердца.

[др], [тр] –сочетания данных звуков трудны для произношения, как нелегка и сама дорога жизни с ее перепитиями и трагедиями, триумфами и победами. Но человеку немного легче, когда есть рядом“добрый доктор” время (время лечит) и верные друзья. [ дм’] – встречается в заглавиях 5-й и 7-й книг (в словах “Domini”, “Седьмая”). “Господь” и “Семь”. Оба слова символизируют нечто священное, неземное. И Бог, и число 7 есть Мировая Гармония, Всеобщая Любовь.

Рассмотрим ассонансы в словах-заглавиях. Для этого составим схему: НАЗВАНИЯ КНИГ

    СХЕМА ГЛАСНЫХ ЗВУКОВ
    КОЛИЧЕСТВО
    “ВЕЧЕР”
    Э – и
    2
    ЧЕТКИ”
    О – и
    2
    БЕЛАЯ СТАЯ”
    Э – а – а А – а
    5
    “ПОДОРОЖНИК”
    а – а – О – и
    4
    “ANNO DOMINI”
    А – а – О – и – и
    5
    “ТРОСТНИК”
    а – И
    2
    “СЕДЬМАЯ КНИГА”
    и – А – а И – а
    5

Как видно из таблицы, среди заглавий книг встречаются такие, в которых: 2 гласных звука: “Вечер”, “Четки”, “Тростник”;

5 гласных звуков: “Белая стая”, “Anno Domini”, “Седьмая книга”; и одно заглавие – “Подорожник” – содержит 4 гласных звука.

Количественное соотношение гласных звуков, как и количество слов в заглавии, говорит о выделенности книг из общего контекста. Действительно, “Белая стая”, “Anno Domini”, “Седьмая книга” – книги итоговые: “Белая стая” - переход от “я” к хору, к “мы”, расширение границ жизни и творчества; “Anno Domini” –своеобразные похороны эпохи, завершение одного из больших этапов жизни и творчества;

“Седьмая книга” - определенный итог, с которого начнется новый виток жизненного цикла: Еще приду. Цвети ограда,

    Будь полон, чистый водоем.
    ( “Луна в зените”

Если представить заглавия книг как единый текст, то мы можем обнаружить выделенность в нем звука [а], который встречается 12 раз, в то время как [и]– 8, [о] – 3, [э] –2. Известно, что Ахматова обладала абсолютным поэтическим слухом, который проявлялся в самых ее первых строках, в частности– в псевдониме: Анна Ахматова. В нем - созвучие 6-ти [а]: [А – а а – А – а –а]. И в заглавиях книг, на наш взгляд, отразилось ее имя, только в удвоенном варианте– в 12-ти [а].

Филологи - ахматоведы знают, что такие совпадения у поэта никогда не были случайными. Ахматова любила шифр, анаграммы, игры с числами и годовщинами. Частотность [и], на наш взгляд, также не случайна. Звук [и] совпадает со звучанием излюбленного в творчестве Ахматовой союза "и". Не без его помощи возникает в ее поэзии ощущение связанности стихов в единое целое, целостность ее творчества, библейская эпичность.

Заглавия книг выстраиваются также на звуковых и графических повторах. В словах "подорожник" и "тростник" присутствуют сочетания [ро], [ник]. [ро] –встречается в таких словах, как "дорога", "родина", "герой", которые теснейшим образом связаны с 4-й и 6-й книгами. В них образы родины, дороги, человека-героя, которому возносят хвалу высшие силы, являются ведущими. Суффикс –ник- в русском языке также используется при образовании слов, характеризующих кого/ чего-либо. (Например, человека– "защитник").

    Сочетание "че" повторяется в 1-й и 2-й книгах:
    "Вечер",
    "Четки";
    "ая" встречается трижды:
    "Белая",
    "стая",
    "Седьмая";
    "а" – дважды:
    "Anno Domini"
    "книга";
    "ни" – четырежды:
    "Подорожник",
    "Тростник",
    "Domini",
    "книга".

Таким образом, обращение к анализу фонетической, морфемной и графической сторон заглавия, дает возможность в очередной раз убедиться в продуманности выбора ключевых слов книги– ее заглавий.

Слова, образующие заглавия, можно, по нашему мнению, представить в виде неких графических образов (о них упоминалось в главе II при анализе каждой из книг). "Вечер" – начало, точка отсчета творческого пути.

    "Четки" – бусы (круг), линия, спираль.
    "Белая стая" – прямая, клин, косяк.

"Подорожник" – дорога, тропа (извилистая линия), вертикаль. "Anno Domini" – точка и горизонтальный вектор одновременно. "Тростник" – вертикальная линия, символизирующая памятник "мыслящему тростнику". "Седьмая книга" – точка, олицетворяющая итог, конец; но, скорее, многоточие. Начало и конец графической схемы обозначены точкой (многоточием): 1) точка – начало отсчета и 2) точка (многоточие) – заключительный знак предложения, фразы, речи вообще. Мы видим, что взаимосвязь заглавий книг прослеживается на различных уровнях: тематическом, образном, фонетическом, графическом и структурном, что помогает более точно и полно раскрыть их символику.

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

В заключение нашей работы, целью которой являлось исследование символики заглавий книг Анны Ахматовой, а также выяснение того, какое значение имеет заглавие книги в ее творчестве в целом, можно сделать следующие выводы: Процесс озаглавливания поэтической книги весьма значим для Ахматовой, ему в "творческой мастерской" поэта уделялось особое внимание. Заглавие книги сосредоточивает, интегрирует в себе многочисленные аспекты и линии ее поэтических размышлений, всю философию жизни и души, взгляды и идеалы. Становление мировоззрения, творческая эволюция Ахматовой как поэта происходило постепенно, в соответствии с этапами жизненного пути, которые получили свое отражение в стихах, создаваемых в определенные периоды ее творчества, ознаменованные, как мы сказали ранее, книгами. Движение шло от "Вечера", где символ "вечер" означал начало поэтического служения, сквозь тяжелые годы испытаний и потерь–к осознанию бренности внешней стороны бытия, к созданию собственной концепции в понимании движения времени и роли человека в этом "бурном потоке", круговороте ("Седьмая книга").

Заглавный образ каждой из книг далеко не однороден по своей символике. Семантический ореол этого первого слова поэтического текста весьма широк и объемен. Он вбирает в себя многие стороны, направления, в которых ведется исследование символики заглавия. Анализ слов, вынесенных Ахматовой в заглавия книг, заключался в следующем: мы пытались провести различные параллели, найти точки соприкосновения названий ахматовских книг с мифологией, литературной и православной традициями, историей России и жизненным опытом, творчеством самого поэта. Из этого было вынесено следующее:

религия, занимающая одно из центральных мест в поэтике Ахматовой, ее образы и символы с большой яркостью перевоплотились в символику таких книг, как "Вечер", "Четки", "Белая стая", "Седьмая книга";

образы времени, памяти, судьбы, поколения стали основополагающими, доминирующими, жизнеутверждающими в книгах с заглавиями "Подорожник", "Anno Domini", "Тростник", которые прозвучали гимном человеческой воле, сознанию, силе духа, столь необходимым человеку для поддержания внутри себя "искры жизни";

стремление достигнуть Мировой Гармонии Ахматова в полной мере высказала при помощи стихов "Седьмой книги", к созданию которой она пришла на последнем этапе своего "поэтического странствия".

Книги стихов тесно связаны между собой на содержательно-структурном уровне. Эта взаимосвязь находит свое закономерное отражение в последовательности заглавий. Общность их осуществляется на всех ярусах языковой, поэтической иерархий: фонетическом, графическом, морфемном, синтаксическом, семантическом. Всесторонний анализ заглавия помог нам наиболее тесно приблизиться к пониманию того, что было заложено Ахматовой в это первое слово поэтического текста, какие тайные смыслы и значения.

    БИБЛИОГРАФИЯ:
    I. Материалы исследования:

Ахматова А. А. Бег времени. Стихотворения. 1909 – 1965. – М. -Л. , "Советский писатель", 1965. Ахматова А. А. Собрание сочинений в 6-ти т. т. – Т. 1. – М. : Эллис Лак. – 1998. Ахматова А. А. Сочинения в 2-х т. т. / Анна Ахматова / [Сост. , подгот. текста и примеч. М. М. Кралин; вступ. ст. Н. Скатова]. – Т. 1. – М. : Изд-во "Правда", 1990. Ахматова А. А. Сочинения в 2-х т. т. / Анна Ахматова: Стихотворения и поэмы / [Сост. , подгот. текста, коммент. В. А. Черных; вступ. ст. М. Дудина]. – Т. 1. – М. : Художественная литература , 1990. Мандельштам О. Э. Собрание произведений: Стихотворения / [Сост. С. В. Василенко, Ю. Л. Фрейдина]. – М. : Республика, 1992.

    II. Научно-критическая литература:

Аминова О. Н. Не ива –тростник! // Человек в культуре России: Материалы VII Всероссийской научно-практической конференции, посвященной Дню славянской письменности и культуры. – Ульяновск: ИПК ПРО, 1999.

Воздвиженский В. Г. Судьба поколения в поэзии Анны Ахматовой // "Царственное слово": Ахматовские чтения. - Выпуск 1. – М. – 1992.

Гончарова Н. "…Но все-таки услышат голос мой…": [Планы несостоявшихся сборников Анны Ахматовой] // Вопросы литературы. - . - Выпуск 6.

Джанджакова Е. В. О поэтике заглавий // Лингвистика и поэтика. – М. – 1979. Кормилов С. И. Поэтическое творчество А. Ахматовой. – М. : Изд-во МГУ, 1998. Кралин М. Примечания // Ахматова А. А. Собр. соч. в 2-х т. т. – Т. 1. – М. : Изд-во "Правда", 1990. Кралин М. "Хоровое начало" в книге Ахматовой "Белая стая" // Русская литература. – 1989. - №3.

Кривушина Е. С. Полифункциональность заглавия // Поэтика заглавия художественного произведения. Межвузовский сборник научных трудов. – Ульяновск: УГПИ им. И. Н. Ульянова, 1991. Ламзина А. В. Заглавие // Введение в литературоведение. – М. Изд-во "Высшая школа", 1999. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. – М. – 1957. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. – М. – 1972.

Макогоненко Г. О сборнике Анны Ахматовой "Нечет" // Вопросы литературы. – 1986. - №2. Максимов Д. Е. Русские поэты начала XX века. – Л. 1986.

Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. т. – М. : Изд-во "Советская энциклопедия", 1982. Непомнящий И. Б. "И – странно! –я ее пережила" (об одном тютчевском мотиве в лирике А. Ахматовой) // "Тайны ремесла": Ахматовские чтения. – Выпуск 2. – М. – 1992.

Ожегов С. И. Словарь русского языка / Под. ред. Н. Ю. Шведовой. – М. : Русский язык, 1988. Павловский А. И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. – М. : Просвещение, 1991. Пахарева Т. А. Поэтический мотив как средство формирования целостности художественной системы Ахматовой. – Дис. … к. филол. н. – Киев. – 1992. Сауленко Л. Л. Имя книги (о традиции в поэтике А. Ахматовой) // Вопросы рус. Литературы. – Выпуск 1 (43). – Львов. – 1984.

Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. – М. : Прогресс. Культура, 1995. Урбан А. Образ Анны Ахматовой // Звезда. – 1989. - №6.

Фатеева Н. А. О лингвопоэтическом и семиотическом статусе заглавий стихотворных произведений (на материале русской поэзии XX века) // Поэтика и стилистика. 1880– 1990. – М. : Наука, 1990.

Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. – М. : Радуга, 1991. Черных В. А. Комментарии // Ахматова А. А. Сочинения в 2-х т. т. – Т. 1. – М. : Панорама, 1990. Rosslin W. The prince, the fool and the nunnery: the religious theme in the early poetry of Anna Akhmatova. – Averbury.

Страницы: 1, 2, 3


© 2008
Полное или частичном использовании материалов
запрещено.