КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ И ЯКОВИТСКИЙ ДВОР В АНГЛИИ 1603-1625

КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ И ЯКОВИТСКИЙ ДВОР В АНГЛИИ 1603-1625

бедном" человеке, чтобы ему доверили этот пост.[157] Оба обозревателя

сошлись во мнении, что Майлдмэй слишком молод и неопытен. Тем не менее, он

получил этот пост не без помощи своего друга Бэкингема. Майлдмей

неоднократно избирался в парламент, где в 1624-1625 гг. поддерживал военную

позицию Бэкингема.

Королевская домовая церковь (Chapel royal) со своим штатом также

считалась частью Королевской Палаты. Вместе с тем она имела некоторую

независимость от Лорда-камергера и финансировалась прямо из Казначейства.

Королевская капелла была центром религиозной жизни двора. Она

рассматривалась как личная собственность монарха и была извлечена, вместе с

церковью в Виндзоре, из-под епископальной юрисдикции и находилась под

прямым королевским контролем. Во время путешествий короля штат королевской

капеллы, по крайней мере его часть, должен был сопровождать двор. Только в

Виндзоре был свой штат королевских священников в церкви св. Георга, где

проходили церемонии посвящения в рыцари Ордена Подвязки.

Возглавляли королевскую капеллу Декан (Джеймс Монтагю, позднее епископ

Виндзора) и Субдекан (Леонард Дейвис). Штат священнослужителей (vestry

staff) состоял из капелланов, священников, проповедников (gospeller).

Особое место среди них занимал личный духовник короля (Clerk of Closet).

Согласно прокламации 1616 г., он отвечал за организацию ритуала излечения

золотушных[158]. Некоторое время королевским духовником был Ричард Нил. На

этот пост его продвинул архиепископ Бэнкрофт, чтобы Нил, "находясь

постоянно подле (короля), был готов оказывать услуги церкви и священникам".

Нил оправдал оказанное доверие, хотя и потерял любовь некоторых придворных,

тех, кто явно склонялся к пуританизму.[159]

Хором из 30 взрослых хористов (Gentlemen of Chapel Royal) и 10 -12

мальчиков руководил Капельмейстер (Master of Choristers) Натаниэл Джайлз

(Gyles), который к тому же должен был ездить по стране, выискивая

талантливых мальчиков[160]. В полном составе хор собирался только по

воскресеньям и в праздничные дни, а в будни служила половина хористов со

сменой через месяц. Содержание их было невелико (ок. 30 ф. в год), но они

имели возможность подрабатывать в качестве певцов и музыкантов во время

светских придворных праздников.[161] Общее количество служителей

королевской капеллы в смену составляло около 50 человек.

Штат королевской капеллы был своего рода гарантом сохранения

реформистской ориентации монархии. Ее слуги активно выступали против

испанского брака. В частности, новый Декан Капеллы Ланселот Андруз

(Andrewes) в своей неопубликованной поэме резко возражал против этого.[162]

Несмотря на то, что при посредничестве Говардов и испанских послов

определенное количество католиков заняли придворные посты, при дворе всегда

существовала опасность проведения антикатолических чисток, когда папистов

могли обвинить во всех бедах государства. В 1620 г. муссировались слухи об

испано-папистском заговоре при дворе и возможных преследованиях католиков.

При дворе Якова I сложился своеобразный религиозный календарь. Помимо

традиционных религиозных праздников церковный штат двора принимал активное

участие в целом ряде дополнительных праздненствах: день восшествия на

престол, годовщина заговора графа Гаури, годовщина Порохового заговора. В

эти дни были обязательны проповеди королевских капелланов. Многие из

королевских священников пользовались большим доверием Якова I и

впоследствии занимали епископские кафедры. В целом как часть структуры

двора к н. XVII в. королевская капелла почти ничем не отличалась от других,

светских, служб.

Кроме вышеперечисленных субдепартаментов, в состав Королевской Палаты

входило большое количество придворных слуг, представителей разного рода

профессий, которые не были включены ни в один из них и подчинялись

непосредственно Лорду-камергеру: придворный крысолов (ratcatcher), сапожник

(shoemaker), придворный шпорник (spurrier), сундучник (coffermaker),

часовщик (clock keeper), водопроводчик (plumber), парфюмер (perfumer) и

т.д.

Среди подобных специалистов особое положение при дворе занимали

представители медицинских профессий (в 1605 г. - 12 человек): аптекари,

хирурги, врачи, дантисты. Кроме заботы о здоровье короля, они должна были

принимать страждущих получить исцеление от золотухи из рук короля, чтобы

удостовериться, что они больны именно этим недугом.[163]

Г. Тревор-Роупер считал, что большая открытость двора Якова I отразилась

на развитии медицины в целом.[164] На короткий период двор стал центром

распространения новой, нетрадиционной химической медицины (Paracelsianism)

в противовес консервативной (Galenist). Общественным эффектом их

деятельности стал рост значения химических лекарств и как следствие,

выделение аптекарей в 1618 г. в отдельную от бакалейщиков компанию.

Представителями нового направления были Генри Аткинс, Джон Крейг, Чамберс,

но были среди них и откровенные шарлатаны, как доктор Поу. При дворе было

много иностранных врачей. Среди них особо выделялся Теодор де Мейерн,

гугенот. Он стал своеобразным эмиссаром гугенотов и швейцарских

протестантов в Лондоне.

Медицинский, как и остальной штат двора, очень сильно разбух к концу

правления Якова I (ок. 20 человек), что, вместе с недоброй репутацией

королевских врачей, вызывало критику общественности, особенно среди медиков-

профессионалов из королевского медицинского колледжа.

К низшим слугам Департамента Королевской Палаты относились ливрейные

лакеи (footmen, ок. 10 человек), прачки (laundresses), посыльные

(messengers), швеи (sempstresses), вышивальщицы (embroiderers).

Посыльные, как правило, возглавляли церемониальные процессии, т.е.

формально считались низшими представительными слугами двора. Их статуса

хватало только для передачи посланий иностранным представителям рангом ниже

посла.[165] Поэтому для передачи королевской корреспонденции часто

использовались слуги Королевской Палаты. Посыльные выполняли мелкие

поручения всех высших должностных лиц двора, особенно часто – Лорда-

стюарда. Они обладали определенными полицейскими полномочиями, когда

требовалось доставить кого-либо по королевскому распоряжению ко двору или в

Тауэр.

Формально в штат Палаты входили королевские лодочники (watermen),

управлявшие королевской баржей, курсировавшей по Темзе во главе со своим

капитаном (Master of Barges), а также квартирмейстер (Knight Harbinger),

чьи обязанности не были на прямую связаны с Королевской Палатой.

Квартирмейстер двора руководил группой квартирьеров, которые официально

входили в состав Департамента Дворцового Хозяйства. Во время путешествий

королевского двора имущество Большой палаты перевозилось на специальных

"длинных каретах" (long carts), за которыми следили особая группа слуг.

Таким образом, в общей сложности штат Департамента Королевской Палаты с

его ответвлениями достигал порядка 750 - 800 человек.[166] В силу своей

близости к монарху Палата привлекала лиц более высокого социального

статуса, чем Хаусхолд “низших ступеней”. Из-за наплыва ко двору

провинциальной знати в конце XVI - начале XVII вв. и ограниченности числа

достойных ее положения постов, в том числе и в Королевской Палате,

наметилась тенденция, когда выходцы из благородных семейств, стремясь

закрепиться при дворе, стали занимать должности, ранее предназначенные для

средних сословий.

Как уже отмечалось, Департамент Королевской Палаты в основном обслуживал

повседневную жизнь монарха, а также выполнял церемониальные и

увеселительные функции. С одной стороны, он был призван обеспечить личные

потребности государя и уход за ним, а с другой — выполнение им функций как

главы государства. Высшие слуги Палаты составляли ближайшее окружение

короля и являлись естественным каналом реализации его воли. В основе

деятельности Королевской Палаты лежала департаментная организация.

Королевская Палата представляла собой серию апартаментов, каждая со своим

собственным штатом, церемониалом, специфическим набором функций,

полномочий. Внутренняя структура департамента прошла длительную эволюцию, в

ходе которой прослеживается ее тесная зависимость от характера королевской

власти, личности самого монарха и степени его политико-административной

активности. Укрепление королевской власти, как правило, приводило к

усилению роли Королевской Палаты в качестве политико-административного

механизма. В связи с возросшими функциями и обязанностями усложнялась ее

внутренняя организация. На эти периоды Хаусхолд ”высших ступеней”

становился тем орудием, при помощи которого королевская власть стремилась

закрепить свой авторитет и противостоять баронскому, парламентскому и

бюрократическому контролю.

Королевская Палата оказалась довольно гибким механизмом, способным

каждый раз перестраиваться и находить внутренние резервы для

распространения своего влияния на государственное управление в целом. В

силу этой тесной зависимости внутренняя организация департамента была менее

стабильна, чем Департамента Дворцового хозяйства, который выполнял

хозяйственные функции двора. Королевская Палата часто подвергалась

перестройкам и реорганизациям, нередко в угоду тем или иным политическим и

придворным группировкам, их лидерам и королевским фаворитам. В XVI - начале

XVII вв. именно пространство Королевской Палаты стало ареной для

политической борьбы между группировками, которые стремились взять ее под

свой контроль или, по крайней мере, ключевые посты, чтобы иметь возможность

оказывать влияние на нового монарха.

1.2. Королевская Спальня в системе

раннестюартовской политики (1603-1625).

В результате расстановки политических сил, сложившейся после смерти

Елизаветы, Яков I не смог сразу подчинить своему контролю ни Тайный совет,

ни другие правительственные структуры. Они оставались долгое время

неподконтрольны новому королю несмотря на то, что пятеро шотландцев вошли в

состав Совета, а некоторые другие заняли вторые-третьи места в ряде

государственных департаментов. Основная масса государственных постов по-

прежнему оставалась в руках елизаветинской по своему составу администрации.

На это, собственно, и рассчитывал Госсекретарь Р. Сесил, один из активных

сторонников приглашения Якова I на английский трон, стремясь сохранить

сложившийся расклад сил и не допустить вмешательства новых элементов.

Летом 1603 г. наблюдатели считали, что советники "были в большей власти,

чем прежде", им удалось победить шотландцев, которые были "главным образом,

в охоте за деньгами". Говорили о том, что "король в настоящее время

совершенно в руках Совета,...(он) оставил советникам такую абсолютную

власть, что они были сильнее, чем прежде"[167]. В действительности власть

Совета оказалось временной и далеко не абсолютной. Прежде всего, она не

распространялась на ближайшее королевское окружение.

Первые полгода определили основной стиль нового правления. Король

достаточно часто покидал Лондон вместе с ближайшими слугами, оставляя Совет

наедине с государственными проблемами, и прежде всего, с истощавшейся из-за

королевской щедрости казной. Английская государственная система оказалась

не готова к подобному стилю управления. Совет очень быстро потерял контроль

над ситуацией, демонстрируя уже осенью 1603 г. свою неспособность

ограничить королевскую щедрость даже путем создания специальных комиссий.

Тем не менее, королевская расточительность очень быстро превратилась из

чисто финансовой проблемы в политическую. Инициатива вновь перешла к

королю.

Свою неудачную попытку установить контроль над правительственными

структурами Яков I компенсировал убедительной победой при дворе.

Во-первых, ему удалось сохранить большую часть шотландских слуг[168].

Тюдоровская аристократия была почти полностью вытеснена из ближайшего

королевского окружения и смещена с постов, дающих прямой доступ к монарху.

Р. Сесилу стоило больших усилий уговорить Якова I сохранить за графом

Суффолком пост Лорда-камергера двора,[169] хотя еще 6 апреля в своем письме

к Совету из Бервика Яков I рекомендовал передать пост Лорда-камергера от

старого и больного лорда Ханздона именно к лорду Говарду из Уелдена

(будущему графу Суффолку) в связи с тем, что предстоящие похороны Елизаветы

и его встреча требуют больших усилий и тщательной организации[170].

Елизаветинцы, которые сохранили места в придворной администрации,

испытывали постоянное давление[171]. Выше уже упоминалось о судьбе Вице-

камергера Палаты лорда Джона Стенхопа, от которого Яков I требовал передать

пост шотландцу. Обманулись в своих ожиданиях также и те из представителей

английской аристократии, кто находился в опале при Елизавете Тюдор и

надеялись, поддерживая кандидатуру Якова, вернуть былое влияние. Например,

граф Саутгемптон, бывший сторонник мятежного графа Эссекса, хотя и был

выпущен на свободу и получил часть конфискованного имущества, но так и не

добился желаемого назначения в Тайный совет.

Во-вторых, Яков предпринял определенные структурные изменения

королевского хаусхолда, которые привели к важным политическим последствиям.

Как было отмечено в предыдущем параграфе, общая структура английского

хаусхолда в основе своей сложилась при Тюдорах. Некоторые исследователи

отвергают какую-либо значимость нововведений Якова I, считая их формальными

и незначительными[172].

В действительности изменение отдельных элементов придворной машины

привело к смещению акцентов в расстановке политических сил. Значительная

часть полномочий Тайного совета, доминировавшего при Елизавете, перешла к

придворному окружению Якова I, основу которого составил штат Королевской

Спальни. Выделение новых департаментов двора и восстановление в правах

старых, учреждение новых должностей и более четкое определение обязанностей

уже существующих, усовершенствование и усложнение церемониала имело своей

целью вывести короля и хаусхолд из-под политико-административного и

финансового контроля Тайного совета, государственных департаментов и

отчасти парламента.

Как уже отмечалось, английский хаусхолд XVI-XVII вв. имел традиционную

для европейских дворов трехчастную структуру. Королевский двор являлся

одним из государственных органов с функционально определенной внутренней

структурой и совокупностью должностей.

Высшие посты Королевской Палаты и некоторые ее подразделения имели

определенное политическое влияние. Степень этого влияния во многом зависела

от особенностей личности монарха, его характера, пола, направленности его

политики.

При первых Тюдорах происходит внутреннее разделение Королевской Палаты.

Выделяется закрытый для посторонних мир личных королевских апартаментов

/Privy Lodgings/ с центром в Ближней палате /Privy Chamber/. "Внешние

комнаты" /outer chambers/ служили для официальных церемоний, выходов короля

к своим подданным. Таким образом, политическое влияние распределялось между

штатом Ближней палаты (камергеры, камер-юнкеры, пажи составляли ближайшее

королевское окружение и действовали как агенты королевской воли) и Тайным

советом.[173]

B правление Елизаветы штат королевских апартаментов был заполнен

фрейлинами и служанками, которые не имели какого-либо значительного

политико-административного веса. Властные инициативы, насколько позволяла

сама Елизавета, сосредоточивались в руках Тайного совета и высших

государственных чинов, что создало условия для более бюрократических

методов управления.[174]

С приходом Якова I Стюарта развитие последних пятидесяти лет было

пересмотрено. Ближайшие королевские слуги получили чрезвычайные привилегии

на доступ к монарху и в реализации его воли. Английский двор, сохранив

традиционную структуру, начинает наполняться новым содержанием.

Современники отмечали, что стиль английского двора резко изменился.

Яков I фактически запретил вспоминать Елизавету и ее правление, ограничил

траур по ней. Примечателен эпизод, когда французскому послу настойчиво

советовали не появляться при дворе в траурных одеждах, под угрозой

возможного недовольства короля и его ближайших слуг, на которых он вряд ли

сможет потом рассчитывать. Ничто не должно было напоминать Якову I о его

предшественнице[175].

Первый Стюарт привнес отдельные элементы французской придворной практики,

которые были приняты в шотландском дворе. Если в публичной сфере Яков I был

вынужден придерживаться достаточно строгого, но открытого для знати,

английского церемониала, то в личном общении Яков Стюарт был более связан с

относительной фамильярностью шотландского придворного стиля, который

позволял ему собственным произволом выделять из общей массы придворных круг

лиц, наделенных особым доверием и привилегиями, в ущерб аристократии.

Английский посол в Шотландии в 1601 г. отмечал, что Яков Стюарт вел

чрезвычайно скромный образ жизни, так как "многие сидели с ним за столом.

Ему прислуживала толпа слуг, которые даже не снимали свои шляпы,...

общались с ним с французской фамильярностью, оставляя все почести для

службы королеве"[176].

В шотландской политической системе чрезвычайно важную роль играли

клановые связи. Опора на клановый корпоративизм являлась неотъемлемой

частью королевской власти, необходимостью для нее. Абсолютистские методы

управления Якова I сформировались в ходе его борьбы против шотландских

магнатов, одним из методов которой являлось включение их соперников из

числа преданных короне группировок в ближайшее королевское окружение[177].

Встретив сопротивление со стороны елизаветинской аристократии в

продвижении шотландцев в Совет и на ведущие государственные посты, Стюарт

несколько изменил структуру английского двора в соответствии с шотландской

практикой. При этом он сохранил и даже значительно усилил ограничения,

накладываемые тюдоровским церемониалом на доступ к монарху.

На первое место в придворных и политических кругах выдвигается служба

Королевской Спальни, которую Яков I выделяет из Ближней палаты. Как

самостоятельный субдепартамент она получает значительную автономию.

Обязанности ее штата постепенно выходят далеко за рамки личного

обслуживания короля. Спальня становится центром личной и политической жизни

монарха, церемониальным центром двора. Она вытесняет на второй план Тайный

совет и субдепартамент Ближней комнаты.

Организация стюартовской Спальни соответствовала шотландской практике

Якова I, но отличие состояло в том, что в Шотландии доступ в Спальню был

открыт для всех пэров, а в Англии в королевские покои могли войти только

присягнувшие члены департамента. Таким образом, если в Шотландии Спальня

служила для включения знати в ближайшее королевское окружение, то в Англии

– для отделения короля от остального двора.

Как уже отмечалось, среди слуг Спальни ведущую роль играл Обер-камергер,

или Постельничий, который прислуживал монарху, куда бы он ни направлялся и

где бы он ни находился.

Постельничий руководил штатом Спальни и контролировал доступ к королю. Его

функции часто пересекались и сталкивались с полномочиями Лорда-камергера.

При Стюартах Старший камергер имел большую автономию. Лорд-камергер, хотя и

сохранил доступ в королевские покои, но получал распорядительные полномочия

только во время проведения в Спальне официальных церемоний. В остальных

случаях контроль за Спальней оставался у Обер-камергера.

Почти с самого начала и до конца правления пост находился в руках Томаса

Эрскина, позднее виконта Фентона (1606 г.) и графа Келли (1618 г.). Он

воспитывался вместе с Яковом в Шотландии. Еще в 1585 г. Эрскин стал

камергером Королевской Спальни. Он пользовался огромным доверием короля

после того, как в 1600 г. был ранен при подавлении заговора графа Гаури

против короля, за что получил 1/3 земель заговорщика. С 1601 г. Эрскин был

членом тайного совета в Шотландии. В 1604 г. он был удостоен титула барона

Дирлитона (Dirleton). За время службы Якову I Эрскин получил от него

большое количество земельных пожалований. Как и многие из шотландцев он

имел ярко выраженную профранцузскую ориентацию. Должность Обер-камергера

позволила ему сохранить свое влияние как на короля, так и на политику на

протяжении всего правления Якова I, несмотря на частую смену фаворитов,

которые претендовали на неформальное лидерство в Спальне. Особо резким было

его противостояние с Бэкингемом в последние годы правления первого Стюарта.

Его положение при дворе было неоднозначно. Эрскина вряд ли можно назвать

королевским фаворитом в том смысле, какими ими были Карр и Бэкингем. Его

отношения С Яковом I были ровными и доверительными, но не более того. Сам

по себе он не обладал особыми выдающимися способностями и не проявлял

самостоятельной политической активности, не был инициатором каких-либо

политических группировок и союзов. Но именно должность, которую занимал

виконт Фентон, придавала ему общественно-политический вес. Именно поэтому с

ним приходилось считаться всем придворным "партиям". Его долголетие на

ключевом посту Королевской Спальни и неослабевающее доверие со стороны

Якова I можно объяснить тем, что Эрскин был действительно преданным слугой

короля, в полном смысле этого слова. Он всегда был верным исполнителем

королевской воли, несмотря на то, что мог иметь отличное от своего

господина мнение по какому-то вопросу. И в этом он был безусловно удобен

Якову I. Не случайно, что Яков I, который после бурных и опасных лет в

Шотландии очень беспокоился о своей безопасности, назначил Фентона

капитаном стражи. В этом качестве Эрскину и его жене было поручено

сопроводить ко двору леди Арабеллу Стюарт, родственницу Якова I и возможную

претендентку на престол, которая, по слухам, собиралась бежать на

континент, чтобы выйти замуж за шотландца сера Дж. Дугласа.

Неоднократно именно через своего Обер-камергера Яков I реализовывал те

или иные изменения внешней и внутренней политики. В первые годы Эрскин

установил связь с Сесилом, сообщал ему о намерениях короля и передавал

королевские распоряжения, пытался добиться через министра улучшения своего

материального положения[178]. Позднее он сблизился с Нортгемптоном и был

посредником в переписке Лорда-казначея с влиятельным графом Мар из

Шотландии. В 1618 г. в Эрскин получил титул графа, предложив схему

увеличения королевских доходов. В 1625 г. за верную службу обоим Стюартам

Фентон был удостоен пожалования в 10.000 ф.

Другая причина политического долголетия Эрскина, возможно, кроется в том,

что он напоминал Якову I его шотландские корни. Фентон всегда представлял и

отстаивал интересы шотландцев при дворе. Он не испытывал желания полностью

ассимилироваться и превратиться в англичанина, в отличие от Дж. Хея.

Символом его антианглийской позиции стало возведение Фентона в Орден

Подвязки в 1615 г. Яков I стремился представить парное возведение шотландца

Эрскина и англичанина Ноуллза как проявление паритетной придворной

политики. Церемония вылилась в персонифицированное соперничество между

нациями, между старой тюдоровской аристократией и новой яковитской, между

Спальней и остальным двором. В свиту Фентона вошли только шотландцы и

только слуги Спальни.

Отношения Обер-камергера Эрскина с Лордом-камергером графом Суффолком

всегда были напряженными. Они обострились, когда Суффолк сблизился с

Карром, а Фентон поддержал продвижение в Спальню, Виллерса, будущего

Бэкингема.

С другой стороны, Фентон, как бы символизировал стабильность яковитской

придворной модели, всегда противостоя часто сменяющим друг друга

королевским фаворитам внутри самой Спальни. Он явно испытывал чувства

ревности и зависти по отношению к ним, поскольку и Монтгомери, и Хей, и

Хоум, и Карр, и Бэкингем претендовали на его верховенство в Спальне и

получали от Якова I несравнимо большие пожалования. С утверждением в

качестве фаворита Роберта Карра Фентон на некоторое время потерял контроль

над Спальней. Этому способствовала болезнь, в результате чего ему пришлось

на некоторое время покинуть двор. Его возвращение в конце 1614 г. изменило

ситуацию и ускорило падение неудачливого фаворита.

Как уже отмечалось, Эрскин в качестве Обер-камергера способствовал

продвижению Бэкингема в штат Спальни, поскольку только он имел необходимые

полномочия и право приводить к присяге ее новых членов, а впоследствии

напротив стал одним из самых серьезных его противников. С этой целью он

снова сблизился с остальными шотландцами. Используя свое служебное

положение, в апреле 1624 г. в разгар возглавляемой фаворитом и принцем

Карлом антииспанской компании, Фентон устроил в Королевской Спальне

несколько встреч Якова I с испанскими послами, которые обвинили обоих в

организации переворота с целью отстранить короля от власти. Также в

противовес Бэкингему, Эрскин совместно с другим шотландцем из Спальни

лордом Хаддингтоном пытался предотвратить импичмент Лорда-казначея

Кранфилда.

Видимо, Эрскин тяготился той ситуацией, когда он постоянно находился

подле "фонтана чести", а все самое ценное доставалось другим. Неоднократно

Фентон пытался интриговать с возможностью оставления поста Обер-камергера.

При дворе назывались имена нескольких претендентов, в основном, англичан

(Генри Рич, лорд Денби, лорд Англси, брат Бэкингема)[179], но всякий раз

Эрскин передумывал, не сумев договориться с Бэкингемом.

Для англичан Эрскин являлся типичным шотландцем, воплощавшим большинство

этнических стереотипов: от слепого следования французской моде до бытовой

нечистоплотности. Для леди Клиффорд Томас Эрскин, в комнате которого было

слишком много вшей, олицетворял новый стиль королевского двора, когда она

вспоминала о своем первом посещении двора Якова I в 1603 г.[180]

В отличие от периода Генриха VIII, Т. Эрскин в качестве Обер-камергера не

имел столь значительного преимущества в доступе к королю над другими

членами Спальни. Он был лишь первым среди равных. От других слуг Спальни

его отделяли не особые почести, а специфические полномочия и обязанности.

При Якове I большее влияние все таки имел не формальный, а реальный лидер

Спальни, тот, кто на конкретный исторический момент являлся ведущим

фаворитом короля.

Первоначально в состав яковитской Спальни входило 4 камергера-спальника

(Gentlemen of the Bedchamber), 6 камер-юнкеров, или грумов (Grooms of the

Bedchamber) и 6 камер-пажей (Pages of the Bedchamber)[181]. К концу

правления первого Стюарта штат Спальни увеличился в два раза.

Первыми камергерами Спальни были Джон Рамзи (Ramsay), Роджер Эстон

(Aston), Джордж Хоум и Эсме Стюарт.

Эсме Стюарт (занимавший должность в 1603-1624гг.), был младшим братом

герцога Леннокса. В 1600 г. он в качестве лорда Обини (Aubigny) принес омаж

французскому королю Генриху IV, и естественно, что придерживался

профранцузской ориентации. Во многом своим положением Э. Стюарт был обязан

памяти его отца, королевского фаворита, и влиянию брата, наследником

которого был, сам же он не играл какого-либо серьезной политической роли.

Уже в конце мая 1603 г. лорд Обини был натурализован. В 1619 г. он получил

титул графа Марча, а в 1624 г. унаследовал титулы и земли старшего брата и

тогда же был возведен в рыцари Ордена Подвязки, но вскоре умер.

Джон Рамзи до 1600 г. был пажом Королевской Спальни Якова Стюарта, когда

спас короля от покушавшегося на него графа Гаури. За свой подвиг Рамзи был

возведен в рыцари и камергеры Спальни, а в 1606 г. стал бароном

Хаддингтоном. В Англии он неоднократно получал щедрые земельные и денежные

подарки от короля. В 1620 г. стал английским пэром с титулом барона

Кингстон-на-Темзе и графа Хоулдернесс.

Джордж Хоум (1603-1612) входил в состав шотландской Королевской Спальни с

1585 г., а с 1590 г. возглавил Королевский Гардероб. В 1601 г. он стал

казначеем Шотландии. Во время переезда в Англию Хоум сохранил ведущее

положение в Спальне и возглавил английский Большой Королевский Гардероб,

оставив за собой пост казначея Шотландии. Тогда же он был назначен в Тайный

совет. Он был главным "политическим фаворитом" короля, его ведущим

советником в первые годы правления. Фактически через него Яков I

контролировал шотландские дела и продвигал программу англо-шотландскую

унию. В частности Хоум принял активное участие в восстановлении института

епископства в Шотландии. В 1605 г. он получил титул графа Данбар. В 1607 г.

после провала унии в парламенте Хоум возглавил комиссию по управлению

пограничными территориями с юрисдикцией в том числе и над английским

землями. В 1608 г. он стал кавалером Ордена Подвязки, но внезапно умер в

Уайтхолле 29 января 1612 г. Позднее в обществе распространялись слухи об

его отравлении Сесилом, с которым у него были напряженные отношения.

Еще одним камергером Спальни был Роджер Эстон, англичанин осевший в

Шотландии. В отличие от других более знатных спальников Эстон был выходцем

из семьи джентри из Чешира, но впоследствии играл одну из ключевых ролей в

системе придворного патронажа. В Англии он возглавил Королевский Гардероб.

Таким образом, в момент возникновения английской Королевской Спальни в

мае 1603 г. ее высший штат состоял из верных Якову I шотландцев, которые

составляли основу его шотландской Спальни. Следует отметить, что Эрскин,

Хоум, Рамзи вошли в один из первых словарей государственных деятелей

составленный Д. Ллойдом во второй половине XVII в.[182] Возможно кого-то из

них имел ввиду Роберт Кэри, когда горевал о том, что ему было трудно

закрепиться без должной поддержки и без знакомств в чужом и непривычном для

себя окружении Королевской Спальни, среди тех, кто искал его

"погибели"[183].

Вскоре после приезда в Англию Яков I продемонстрировал возможность к

сотрудничеству с тюдоровской аристократией и парламентом, но на вполне

определенных условиях англо-шотландской унии и паритетного

представительства наций во властных структурах. В июле 1603 г. камергерами

Спальни были назначены шотландец Джеймс Хей и англичанин Филипп Герберт.

Филипп Герберт, младший брат графа Пемброка, с 23 июля 1603 г. стал

рыцарем Ордена Бани, а в 1604 г. избран членом парламента. Войдя в состав

Спальни, молодой Герберт быстро превратился в одного из королевских

любимчиков. Он был постоянным участником придворных маскарадов и других

развлечений, активно аккумулируя королевскую щедрость. В мае 1605 г. он

получил титул графа Монтгомери, а в апреле 1608 г. был посвящен в кавалеры

Ордена Подвязки. В качестве синекуры Монтгомери был хранителем нескольких

королевских парков и дворцов, а в 1616 г. стал одним из владельцев

монополии на стекло.

Буйный характер и грубые манеры Монтгомери создали ему много врагов. В

1607 г. получила скандальную известность его ссора с королевским пажом-

шотландцем У. Рамзи, а в 1610 г. он серьезно повздорил с графом

Саутгемптоном. В 1617 г. во время королевского путешествия в Шотландию

Монтгомери поссорился с лордом Говардом из Уелдона, в результате чего оба

были отправлены домой.

Монтгомери был популярен в обществе как защитник традиционных английских

аристократических ценностей и протестантской религии. Повзрослев, он стал

проявлять значительную политическую и экономическую активность После смерти

Сесила вместе с братом граф возглавил новую фракцию при дворе, состоявшую

из сторонников бывшего министра. Неслучайно, что в 1615 г. он был избран

Почетным управляющим Оксфорда – интеллектуального центра английского

протестантизма.

Лорд-наместник Кента и член Тайного Совета. Монтгомери, получал от

Якова I многочисленные земельные и денежные пожалования, неоднократные

прощения долгов. В начале 1625 г. предчувствуя свою смерть, Яков I

рекомендовал его как верного слугу своему наследнику принцу Карлу.

Сигнал к возможному сотрудничеству, который подал Яков I вышеназванным

назначением, не был воспринят английской аристократией и вскоре в Спальню

вошли новые шотландские лорды: Линдоурес и Кричтон – знатные, но не имевшие

политических амбиций. Тем не менее, их назначение четко продемонстрировало

властные приоритеты монарха.

Патрик Лайл (Lislie) был правнуком графа Роутса и родственником знатной

шотландской семьи Гамильтонов. Еще в Шотландии он был членом Спальни Якова

Стюарта. В 1600 г. он получил титул лорда Lindores. В Англии Линдоурес не

проявлял какой-либо заметной политической активности. Он умер между 1608-

1609 гг.

Роберт 6-й лорд Кричтон (Crichton of Sanquhar), был активным участником

придворных маскарадов. Незначительное положение Кричтона при дворе

подтверждает факт его печальной кончины. В 1612 г. наемники лорда убили

фехтовального мастера Д. Тернера, который еще в 1605 г. лишил лорда глаза.

Дело было раскрыто. Роберт был лишен титула и повешен[184]. Вряд ли Яков

Стюарт позволил бы так обойтись с кем-либо из своих дествительно

приближенных слуг, не воспользовавшись правом помилования.

Этническая замкнутость Спальни сохранилась и после 1607 г., когда

шотландец Роберт Карр, ставший королевским фаворитом, проделал путь от пажа

к джентльмену Спальни. Камергеров Спальни стало 9 человек, 8 из них были

шотландцами.

Стабильность системы Спальни была нарушена в 1614 г. включением в ее

состав Джорджа Виллерса, будущего герцога Бэкингема. В 1622 г. он продвинул

в Спальню троих англичан: Фулка Гревилла (Fulke Greville); Кристофера

Виллерса, своего младшего брата; Уилияма Филдинга (Feilding), зятя будущего

фаворита еще с 1607 г., с 1620 г. виконта, а с 1622 г. графа Денбая

(Denbigh), возглавившего в том же году Большой Королевский Гардероб.

В конце правления Якова I насчитывалось 12 камергеров Спальни, причем их

национальная принадлежность отошла на второй план, уступив критериям личной

преданности и политической игры.

Также как и камергеры, большинство камер-юнкеров, или грумов, Королевской

Спальни входили в ее состав еще в Шотландии (5 из 8 за 1603-1605 гг.). До

1617 г. все они были шотландцами, выходцами из известных семейств:

Джон Гибб (Gibb) часто выполнял конфиденциальные распоряжения короля и

был тесно связан с Р. Карром;

Джон Марри (Murrey), внук лорда Сомервилла, был камергером Спальни и

Шталмейстером Якова Стюарта в Шотландии. Позднее в Англии он продолжал

пользоваться большим расположением короля и имел значительное влияние при

дворе. В 1622 г. Марри поолучил титул виконта Эннандейла, "за долгую и

верную службу королю".

Джон Окмьюти (Auchmounty); Бернард Линдсей (Lindsay), родственник лорда

Спинни (Spinney); Уилиям. Рамзи, брат Джона Рамзи, камергера Спальни; Джон

Левингстон (Levingston) — также были камер-юнкерами Спальни. Все они были

активными участниками придворной жизни и неоднократно выступали в качестве

посредников между королем и теми, кто стремился добиться его внимания к

своим делам.

Штат камер-юнкеров Спальни постепенно пополнялся. В 1604 г. к ним

добавился Патрик Молл (Maull), который с января по октябрь был пажом

Спальни. В 1607 г. Яков I сделал камер-юнкером упоминавшегося Р. Карра,

которого вскоре возвысил до камергера. В 1611 г. в качестве камер-юнкера

Спальни присягнул Роберт Хей, брат Джеймса Хея, одного из доверенных слуг

короля.

В 1614 г. грумом Спальни присягнул племянник королевского фаворита Уилиям

Карр, который сохранил свое положение несмотря падение своего дяди Роберта

Карра. С марта 1617 по 1622 гг. грумом являлся шотландец Генри Гибб. С 1620

по 1621 гг. камергер-юнкером был Джеймс Гамильтон, ставший новым

шотландским фаворитом в противовес англичанину Бэкингему. Как видно, пост

камер-юнкера часто являлся своего рода промежуточной ступенью, чтобы

закрепиться в составе Спальни в надежде на будущее продвижение или

королевское расположение.

Бэкингем начал укреплять свои позиции в Спальне именно с продвижения

англичан в качестве камер-юнкеров. До 1622 г. ему удалось включить в состав

Спальни 5 англичан: Кристофера Виллерса (1617-1622); Эдуарда Рейя

(Wray)(1618-1622); Эдуарда Кларка (1621-1625); Ричарда Терпма (Turpm)(1622-

1625); Джеймса Палмера (Palmer)(1622-1625).

Таким образом, Бэкингему на какое-то время удалось практически уравнять

соотношение шотландских и английских грумов (по 6 человек), но в конце

правления Якова I этническое противостояние внутри двора было почти снято.

Более того, именно среди англичан исходила угроза сместить Бэкингема с

позиции фаворита. Весной 1622 г. Яков I обратил внимание на Артура Бретта

(Brett), двоюродного брата Бэкингема, как на нового претендента на роль

королевского фаворита и сделал его камер-юнкером Спальни. Но к тому времени

ситуация при дворе несколько изменилась. Бэкингем, контролировавший

английскую клиентуру, смог отправить конкурента в заграничное путешествие,

подальше от двора[185]. Консерватизм Якова I в отношении состава слуг

Спальни сменился консерватизмом Бэкингема. Возможно поэтому фаворит не

поддержал идею о замене Обер-камергера виконта Фентона на кого-либо из

англичан.

Несмотря на то, что камер-юнкеры по статусу были ниже, чем камергеры, они

имели не меньше, а возможно больше возможностей для участия в системе

придворного патронажа, так как их лакейские обязанности требовали

постоянного присутствия при короле, в отличие от старших членов Спальни.

Камергеры выполняли более значимые и ответственные, но разовые королевские

задания, а камер-юнкеры – повседневные и рядовые, но более частые и

регулярные. Почти все из вышеуказанных грумов Спальни неоднократно

упоминаются в Календарях государственных бумаг в качестве посредников в

прохождении различных прошений на имя короля и министров, а их близость к

монарху демонстрируют хотя и не столь впечатляющие, но многочисленные

земельные и денежные пожалования, а также получение различных прав и

привилегий вне двора.

Как уже отмечалось, первоначально в штат Спальни вошли только лично

преданные Якову I шотландцы, во главе с Джорджем Хоумом, ближайшим

советником и фаворитом короля. Подобное окружение позволяло сохранить

контроль над Шотландией, где именно Хоум стал проводником королевской

политики. Возможно, определенную роль в этническом замыкании Спальни

сыграли общее противостояние английской и шотландской знати, и конкретно

"заговор" У. Рэли, лорда Кобхема и Д. Фортескью, которых обвинили в

оппозиции шотландцам. Некоторые из ведущих шотландских лордов, вернувшиеся

в октябре 1603 г. в Шотландию, были недовольны тем, что англичане оказали

им очень мало уважения, особенно когда отказались включить в Совет[186].

В англо-американской историографии долгое время доминировало

представление, что раннестюартовский хаусхолд и придворные шотландцы не

играли какой-либо значительной политико-административной роли. Они лишь

"тратили деньги" и придерживались профранцузской ориентации, хотя некоторые

из них и занимали высокие посты.[187]

Это утверждение справедливо по отношению к шотландцам, не вошедшим в

Королевскую Спальню, которые заняли средние и низшие посты в Королевской

Палате и государственных департаментах, а также к тем, кто остался в

Шотландии (если рассматривать исключительно внутрианглийскую политику, т.

к. управление Шотландией ни в коей мере не подверглось вмешательству со

стороны английских министров).

Шотландцы – средние и низшие придворные слуги (такие как Давид Рамзи

камергер и часовщик Палаты, У. Стюарт, хранитель королевских животных,

Д. Сандлендс, камергер-привратник, Ф. Ботуэлл, виночерпий и др.) – не могли

по своему положению вмешиваться в политику и государственное управление,

как, впрочем, и их английские коллеги, но некоторые из них стали играть

весьма существенную роль в организации функционирования королевского двора,

что было немаловажно в связи с общей направленностью раннестюартовской

политики на возрождение принципов "хаусхолд - управления".

Напротив, Королевская Спальня, заполненная шотландцами, приобрела

ключевое положение в раннестюартовских патрон-клиентных отношениях, этой

кровеносной системы всего государственного организма раннего нового

времени.

Несмотря на то, что советники сохранили доступ в личные апартаменты, а

комната Совета располагалась вблизи самой Спальни, вряд ли можно

рассматривать Тайный Совет и его членов в качестве ближайшего королевского

окружения или королевских слуг. Советники, не являвшиеся слугами Спальни,

не имели свободного доступа в нее. Они могли войти в королевские покои

только с разрешения камергеров. Только часть советников проживала при

дворе. Кроме того, советники отличались от слуг двора своими одеждами и

ливреями.

Если, как считает Д. Старки в раннетюдоровский период Совет являлся

частью двора, то при первых Стюартах Тайный Совет определенно находился вне

хаусхолда. Современники нередко упоминали, что "Двор" находился в

путешествии или каком-либо королевском дворце, а "Совет" заседал в

Уайтхолле. Когда во второй половине яковитского правления состав Совета

увеличился до 30 человек, то под тяжестью внутренних споров он потерял

всякую работоспособность. После смерти королевы Анны в 1619 г. место для

заседаний Совета была перенесено в ее бывшие покои в женской половине

Уайтхолла, что окончательно вырезало Совет из пространства Королевской

Палаты и значительно отдалило советников от короля.

Современники отдавали себе отчет о тех потенциальных возможностях,

которые дает включение в ближайшее королевское окружение, и прежде всего, в

Королевскую Спальню. Главное преимущество, которое давало вхождение в штат

Королевской Спальни – это свободный доступ к королю.

Роберт Кэри (Carey), первым принесший весть в Шотландию о смерти

Елизаветы и провозглашении Якова Стюарта королем Англии, в качестве

единственно возможной для себя награды попросил Якова I назначить его

слугой Королевской Спальни.[188] Он получил право присутствовать в Спальне,

когда король еще находился в постели и участвовать в церемонии облачения

монарха. Из его мемуаров видно, что Кэри очень надеялся закрепиться в

составе Спальни и на будущую королевскую щедрость, тем более, что в

результате династической унии он потерял прежнюю должность надзирателя

Восточной границы.

По словам Кэри, ему очень завидовали другие англичане, прибывавшие в

Шотландию, чтобы приветствовать нового короля и надеявшиеся получить какие-

либо почести, когда узнавали, что "он присягнул в Королевской

Спальне".[189]

Удача Кэри длилась не долго. Уже первые месяцы выявили слабость его

позиции в связи с общими особенностями функционирования шотландского

окружения короля. Кэри осознал, что он не имел достаточно знакомств и

должной поддержки в Шотландии, чтобы закрепиться в Королевской Спальне.

Ему оставалось полагаться только на "Бога и короля". "И если один никогда

не оставлял меня, то другой обманул мои надежды вскоре после прибытия в

Лондон, когда присоединился к тем, кто жаждал моей погибели", – сокрушался

англичанин.[190]

Тенденция к этническому замыканию Спальни проявилась только после того,

как Яков I принял английский двор и провел переговоры с лидерами

тюдоровской администрации.

Во время путешествия к Лондону Яков Стюарт, видимо, еще не придавал

должного внимания персональному составу Спальни и своего окружения в целом.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15