Афганистан в конце XX в

Афганистан в конце XX в

идей, результатов и достижений модернизации в Афганистане.

Кроме того, за годы гражданской войны и войны против советского

присутствия система осуществления государственной власти также подверглась

глубокой модернизации. Ее усиление было неизбежным в силу необходимости

координации процессов модернизации и управления страной в условиях военного

конфликта. К тому же, общая ориентация на советский опыт управления в

критических ситуациях делало неизбежным усиления роли системы

государственного управления в Демократической Республике Афганистан. Это

привело к тому, что институты централизованного афганского государства,

функционировавшие в Кабуле во времена правления там прокоммунистического

режима, во внутриафганском конфликте идей вызывали неприятие, равно как и

проводившиеся им процессы модернизации традиционного общества.

Вполне возможное поражение НДПА, ставшее очевидным после распада СССР,

несомненно, привело бы к разрушению достигнутых результатов модернизации,

имея в виду, в том числе, и основные институты государственной власти. То

есть, современное состояние дезорганизации государства и общества в

Афганистане в конце девяностых годов является прямым следствием

противоречия между стремлением части афганской элиты в лице сторонников

НДПА к модернизации и нежеланием значительной части общества поступиться

традиционными ценностями и традиционным образом жизни. Победив в

гражданской войне, после 1992 года моджахеды разрушили практически все

достижения модернизации, включая в их число и структуры системы

государственного управления.[19]

Общественно-политическая обстановка в Афганистане перед падением

режима Наджибуллы в Кабуле характеризовалась дальнейшей усилением интересов

различных военно-политических организаций, усиливших свои позиции в ходе

войны и входивших в состав противоборствующих группировок, в первую

очередь, Пешаварского альянса и правительства Наджибуллы. Проблема

Афганистана заключалась в том, что среди оппозиции правительству Наджибуллы

не оказалось политической силы, способной предъявить единоличные права на

политическую власть и в той или иной форме обеспечить преемственность

государственного строительства. Напротив, организации моджахедов фактически

выступили против модернизации и тесно связанных с ней государственных

институтов.

Парадокс заключался в том, что, следуя логике войны против

модернизации и за возврат к традиционным ценностям, военно-политические

группировки моджахедов из Пешаварского альянса, объективно подвергли

сомнению базовые основы существования единого афганского государства.

Система власти в Афганистане в основном основывалась на доминировании

этнических пуштунов. Они же составляли основную часть сторонников ведущей

оппозиционной силы Пешаварского альянса. Кроме таджика Раббани, все

остальные лидеры военно-политических организаций в Пешаваре были

этническими пуштунами. Разрушение государственных институтов и результатов

процессов модернизации объективно способствовало ослаблению политического

превосходства пуштунов в Афганистане. Существование относительно

централизованного афганского государства, несомненно, означало продолжение

доминирования пуштунов в стране. Особенно с учетом их роли в борьбе против

советского присутствия и прокоммунистического правительства в Кабуле. В

случае децентрализации государственной власти превосходство пуштунов

изменялось на доминирование многочисленных афганских военно-политических

группировок, среди которых этнические пуштуны занимали далеко не лидирующее

положение.

Единственной возможностью восстановления линии на доминирование

пуштунов в стране был союз между политическими организациями моджахедов-

пуштунов и умеренными представителями прокоммунистического кабульского

режима. Либо возможен был другой вариант - капитуляция на почетных условиях

всей системы организации власти кабульского режима или ее части (например,

отдельных гарнизонов) Пешаварскому альянсу и наиболее влиятельному его

лидеру Гульбеддину Хекматиару. Мятеж генерала Таная наглядно

продемонстрировал, что такие настроения в правительственной армии в начале

девяностых годов имели место.

Процесс фрагментации и обособления политических интересов происходил

не только среди организаций Пешаварского альянса. В преддверии неизбежных

политических перемен аналогичные процессы происходили и среди сторонников

правительства Наджибуллы. Перспектива восстановления власти пуштунов в

Афганистане в качестве возврата к исходному положению афганского общества

до революции 1978 года не давала возможности национальным и религиозным

меньшинствам страны сохранить свой политический полуавтономный статус,

приобретенный в ходе гражданской войны. Восстановление власти пуштунов в

едином Афганистане ограничивало возможности национальных и религиозных

меньшинств по реализации своих интересов. Поэтому даже гипотетическая

возможность переговоров правительства в Кабуле и партий, входящих в

Пешаварский альянс, с перспективой объединения всех военных ресурсов

кабульского режима и организаций моджахедов, этнических пуштунов, ради

восстановления единого афганского государства, создавала серьезные

трудности д ля лидеров национальных и религиозных меньшинств. Причем, это в

равной степени имело отношение и к организациям шиитов-хазарейцев, лояльных

Ирану, и к формированиям этнических узбеков, вместе с религиозной сектой

исмаилитов в северном Афганистане, лояльных правительству Наджибуллы, и к

Исламскому обществу Афганистана (ИОА), где преобладали интересы этнических

таджиков, входящему в Пешаварский альянс.

К весне 1992 года, вопросы послевоенного устройства Афганистана стали

определяющим фактором внутренней политики всех заинтересованных

политических организаций. Сложившаяся после окончательного распада СССР в

декабре 1991 года обстановка в Афганистане и неопределенность перспектив на

будущее способствовали постепенному обособлению интересов наиболее

влиятельных военно-политических группировок. Обособление интересов было

тесно связано с конкуренцией на осуществление власти, если не во

всеафганском масштабе, то на местном, провинциальном уровне.

Перспектива завершения многолетнего конфликта в Афганистане к весне

1992 года обострила проблему гегемонии пуштунов. Пешаварский альянс,

объединяющий семь партий моджахедов, предъявлял свои права на власть в

масштабах всей страны. В первую очередь это относилось к формированиям

Исламской Партии Афганистана (ИПА) Гульбеддина Хекматиара. Доминирование

среди партий Пешаварского альянса этнических пуштунов придавало

дополнительную легитимность правам его участников на политическую власть.

Надо отметить, что и возможные планы урегулирования афганской проблемы,

такие, например, как “римский план” бывшего короля Захир-шаха, предполагали

использование политических инструментов (Лоя Джирга - прим. авт.),

характерных именно для демократии пуштунских племен. К тому же, все годы

войны против прокоммунистического режима в Кабуле и советского присутствия

в Афганистане, руководство и поддержка отрядов моджахедов осуществлялась

именно из города Пешавар, центра Северо-Западной провинции Пакистана,

населенного этническими пуштунами, где базировались основные политические

организации оппозиции.

Уверенность оппозиционных лидеров из Пешаварского альянса в

легитимности и неизбежности своих претензий на осуществление политической

власти в Афганистане лишний раз демонстрируют выборы временного президента

страны Моджадедди, руководителя одной из незначительных партий Пешаварской

семерки. Выборы пуштуна Моджадедди должны были закрепить право Пешаварской

эмиграции на формирование правительства и осуществление власти в

Афганистане после победы. С другой стороны, выборы Моджадедди должны были

ограничить политические амбиции наиболее влиятельного оппозиционного лидера

Хекматиара. Другими словами, партии Пешаварского альянса серьезно

готовились к разделу власти после неизбежной победы. Такая победа должна

была наступить после начала традиционного весеннего наступления оппозиции

1992 года.[20]

Известно, что в условиях Афганистана, активные военные действия

начинаются обычно весной, когда сходит снег на горных перевалах. В

Афганистане зимой 1991-1992 годов практически все заинтересованные стороны

отдавали себе отчет, что после распада СССР в декабре 1991 года,

прокоммунистический режим в Кабуле, скорее всего, не выдержит очередного

весеннего наступления оппозиции.

В этих условиях, стал намечаться процесс консолидации интересов

политических организаций, не заинтересованных в приходе к власти в стране

основных партий Пешаварского альянса, а значит и реставрации доминирования

пуштунов в политической жизни страны. В первую очередь, это имело отношение

к политическим организациям национальных и религиозных меньшинств,

укрепивших свои позиции в результате гражданской войны и кризиса

традиционной системы власти. Среди таких организаций выделялись шииты,

поддерживаемые официальным Тегераном.[21]

Шиитские организации, крупнейшей из которых была партия Хезбе и-Вахдат

(Партия Исламского единства Афганистана, ПИЕА), опирались преимущественно

на этническое меньшинство хазарейцев и контролировали горную провинцию

Хазарджат в центре страны, недалеко от Кабула. Шииты-хазарейцы избегали

активного участия в войне против советских войск и кабульского режима,

предпочитая выжидательную тактику. Это соответствовало общим установкам

Тегерана по отношению к афганскому конфликту. Всемерное усиление шиитских

организаций и контролируемых ими территорий, в качестве своеобразного

плацдарма для обеспечения иранского влияния в зоне афганского конфликта.

Восстановление влиятельного пропуштунского правительства в Кабуле означало

неизбежное давление на независимые анклавы, контролируемые шиитами, что в

перспективе могло создать угрозу иранским интересам в регионе.

Прямую угрозу возможная смена власти в Кабуле представляла интересам

союзников правительства Наджибуллы, общине этнических узбеков и

религиозному меньшинству исмаилитам. Узбеки, лидером которых являлся

командир 53 дивизии правительственной армии генерал Абдул Рашид Дустум и

исмаилиты, возглавляемые духовным лидером Надери, являлись ключевым

элементом обеспечения безопасности кабульского режима на географически

изолированном от остальной части страны горным хребтом Гиндукуш севере

Афганистана. Отряды узбеков и исмаилитов в основном контролировали

стратегически важную дорогу от города Хайратон на советско-афганской

границе до перевала Саланг и далее в Кабул. Во многом, именно узбеки и

исмаилиты в годы войны в основном противостояли давлению, которое оказывали

на эту важную транспортную артерию отряды моджахедов Ахмад Шах Масуда из

Панджшерского ущелья и шиитов-хазарейцев из горного Хазарджата. Крах режима

в Кабуле означал одновременно и крах особых позиций этих североафганских

меньшинств в по литической жизни Афганистана.

Среди семи партий Пешаварского альянса особое место занимало Исламское

общество Афганистана (ИОА), возглавляемое доктором Бурхануддином Раббани.

Политическая организация Раббани пользовалась поддержкой этнических

таджиков. Военные отряды ИОА, возглавляемые влиятельным полевым командиром

Ахмад Шах Масудом всю войну контролировали Панджшерское ущелье. Масуд, без

сомнения, считался одним из самых значительных полевых командиров среди

моджахедов. Это позволяло партии Раббани-Масуда реально конкурировать в

борьбе за власть с организацией Гульбеддина Хекматиара в пределах

Пешаварского альянса. Падение кабульского режима означало для ИОА не только

начало пуштунской реставрации, но и тесно с ней связанное усиление влияния

основного конкурента на власть Хекматиара.

Таким образом, предстоящая смена власти в Кабуле создавала серьезную

угрозу в первую очередь интересам национальных и религиозных меньшинств

Афганистана. В условиях, когда новая демократическая Россия, в качестве

наследника СССР, самоустранилась от участия в афганских событиях, на первый

план вышли локальные интересы различных афганских политических организаций.

Основным вопросом, который объективно отвечал интересам практически всех

организаций национальных и религиозных меньшинств, стоявших по разные

стороны фронта гражданской войны в Афганистане, было не допустить

пуштунской реставрации, что фактически подразумевало их выступление против

восстановления целостности афганского государства. Каждая из этих

организаций боролась за ту самостоятельность, которую они тем или иным

способом приобрели за годы гражданской войны.[22]

Именно с этой точки зрения и необходимо рассматривать события 28

апреля 1992 года, когда в Кабуле пал режим Наджибуллы и были заложены

условия для начала нового этапа гражданской войны в Афганистане.

2.3 Падение режима Наджибуллы.

Известно, что решающую роль в падении режима Наджибуллы сыграл лидер

этнических узбеков генерал Абдул Рашид Дустум. Его формирования подошли к

Кабулу с севера и фактически отрезали столицу Афганистана от северных

провинций, где были сосредоточены значительные резервы вооружений и

материальных ресурсов. Мятеж генерала Дустума послужил толчком к падению

уже заметно ослабленного режима Наджибуллы. Решительные действия генерала

Дустума, перебросившего к Кабулу крупные воинские формирования были

достаточно неожиданными для основных участников афганских событий. Гарнизон

Кабула не был готов к отражению атаки с севера со стороны своих недавних

союзников. Кроме того, неопределенность и тяжелая зима 1991-92 годов

серьезно ослабили способность правительственной армии и аппарата управления

к сопротивлению. Столь быстрое падение Наджибуллы стало неожиданным и для

наиболее влиятельного лидера моджахедов Хекматиара, который просто не успел

оказаться у столицы на момент крушения прокоммунистического режим а.

Действия Дустума у Кабула в апреле 1992 года не могли бы иметь успеха

без их предварительного согласования с Ахмад Шах Масудом и шиитами-

хазарейцами. Контроль над Кабулом был главной целью в послевоенном

Афганистане. Чтобы гарантировано добиться успеха под Кабулом, Дустуму

необходимо было использовать все имеющиеся в его распоряжении силы.

Несомненно, акция Дустума была бы невозможной без определенных гарантий со

стороны формирований Масуда и хазарейцев по поводу безопасности северных

афганских территорий, контролируемых все годы войны узбекскими

формированиями.

В ответ Дустум фактически обеспечил контроль над столицей Афганистана

формированиям афганских национальных и религиозных меньшинств. До

появления отрядов Хекматиара Кабул был разделен на сферы влияния,

контролируемые преимущественно таджикскими отрядами ИОА Раббани/Масуда,

шиитами-хазарейцами из партии Хезбе и-Вахдат и узбекскими формированиями

генерала Дустума. Безусловно, у боевых отрядов хазарейцев и таджиков Масуда

был более удобный и короткий путь в Кабул из, соответственно, Хазарджата и

Панджшерского ущелья, чем у пуштунских отрядов Хекматиара. Однако столь

согласованные действия в апреле 1992 года по фактическому захвату Кабула

трех далеко не лояльных друг другу политических организаций национальных и

религиозных меньшинств слишком хорошо укладываются в идею противодействия

пуштунской реставрации в Афганистане.[23]

В результате выглядевшая вполне естественной идея восстановления

афганской государственности с доминированием этнических пуштунов так и не

была реализована. События апреля 1992 года привели к тому, что основной

контроль над государственными институтами власти Демократической Республики

Афганистан перешел не к самой сильной политической организации моджахедов

Гульбеддина Хекматиара, а к партии Раббани/Масуда Исламское общество

Афганистана (ИОА). Это имело весьма серьезные последствия для целостности

Афганистана. Исламская партия Афганистана (ИПА) пуштуна Хекматиара

претендовала на политическую власть в масштабах всего Афганистана. В то

время как таджик Раббани не имел на это ни достаточно сил, ни возможностей.

Политической организации ИОА вполне хватало власти над большей частью

Кабула и рядом северных провинций с преимущественно таджикским населением.

"Наджибулла продержался бы и дольше, если бы не предательство

Горбачева. СССР подписал с США соглашение об одновременном прекращении

помощи Советского Союза режиму Наджибуллы, а Соединенных Штатов --

моджахедам. Но Саудовская Аравия, Пакистан и Кувейт продолжали помогать

моджахедам, в то время как Наджибулла остался один на один со своими

проблемами. Прекращение помощи из СССР лишало его всяких перспектив и

надежд на будущее».[24]

Была и другая причина падения режима Наджибуллы: ему так и не удалось

решить национальный вопрос. Еще раньше генерал армии Варенников предлагал

создать на территории Афганистана таджикскую, нуристанскую и хазарейскую

автономии, но Наджибулла, пуштун по происхождению, был против. Мы старались

избежать кровопролитных боев с отрядами Ахмад Шаха Масуда, который

контролировал Панджшерское ущелье и перевал Саланг, и вели с ним негласные

переговоры о прекращении боевых действий, чтобы избежать потерь с той и

другой стороны. Наджибулла же был крайне недоволен этими переговорами, и

когда в начале 1989 года в Афганистан приехали Шеварднадзе и Крючков, он

пожаловался им, что Варенников ведет закулисный диалог и хочет якобы

заключить сепаратный договор с Ахмад Шахом Масудом. Крючков по этому поводу

даже пытался добиться от наших военных соответствующих показаний.

Пропуштунская политика Наджибуллы в отношении северных народов вносила

разлад и в армию. Как-то, например, он послал для усиления

правительственных войск, которые вели бои с моджахедами, узбекскую пехотную

дивизию генерала Дустума. Делать этого было никак нельзя, потому что район,

где велись боевые действия, был населен пуштунами. И несмотря на то, что

узбеки действовали там очень результативно, в конечном итоге они все равно

попали в окружение -- пуштунские правительственные дивизии сами снялись и

оголили фланги этой дивизии, подставив ее под удар.

К тому же в армии рядовыми служили в основном представители

национальных меньшинств, в то время как офицерами были пуштуны. В итоге все

формирования, укомплектованные нацменьшинствами, начали откалываться от

Наджибуллы, создали в конце концов "союз северных народов" и объединились с

моджахедами. Чуть позже, установив связь с Ахмад Шахом Масудом, они

двинулись на Кабул, куда и вошли первыми в 1992 году.[25]

За несколько дней до этого, кстати, Наджибулла успел отправить из

города семерых наших советников. Один из них, генерал-майор Владимир

Лагошин, рассказывал, как Наджибулла пригласил его к себе и предупредил,

что в ближайшее время власть перейдет к оппозиции, а ему самому на посту

президента осталось находиться дней пять. Еще Наджибулла добавил, что, хотя

советские и предатели, он считает своим долгом отправить военных советников

домой целыми и невредимыми. И действительно: когда администрация

кабульского аэродрома стала чинить различные препятствия, связанные с

вылетом самолета, Наджибулла приехал на аэродром и оказал помощь в отправке

советников в Ташкент".

Спасти себя Наджибулле было не суждено, и судьба его оказалась

поистине драматичной. Он был пуштуном, представителем рода, к которому

принадлежал один из правителей Афганистана -- король Абдуррахман Хан.

Поэтому когда спустя четыре года после его свержения к власти пришли

талибы, Наджибулла надеялся, что они не тронут своего соплеменника.

Ахмад Шах Масуд, перед тем как оставить Кабул, предложил Наджибулле

бежать вместе с отступающими моджахедами, но Наджибулла отказался -- он

надеялся, что сможет впоследствии даже рассчитывать на пост в правительстве

талибов.

Талибы рассудили иначе: бывший президент был зверски избит и повешен.

Надо сказать, что ни тогда, когда взявшие город талибы вошли в здание

миссии ООН, где в тот момент находился Наджибулла, ни позже Организация

Объединенных Наций не высказала никакого протеста по поводу захвата ее

здания в Кабуле.

Ходит легенда, что перед смертью Наджибулла выхватил автомат у

конвоировавшего его пуштуна и завязал бой, в котором погиб. А повешен он

был уже мертвым.

Итак, пассивность РА в военных действиях, надежды на решение проблемы

силой, активная подрывная работа опозиции в армии РА, связь в психологии

населения всех бед с Апрельской революцией и общая усталость и, главное,

отсутствие реальных действий для улучшенияситуации в районах,

контролируемых правительсьтвом, привели в конце концов к падению режима

Наджибулы.

Положение в Афганистане после вывода советских войск. Прогнозы Запада

о том, что кабульский режим сразу после прекращения советского военного

присутствия падет по причине своей полной нежизнеспособности, а

коалиционное правительство группировок моджахедов приведет страну к миру

после изгнания "коммунистической чумы", оказались несостоятельными.[26]

согласиться с тогдашней точкой зрения Запада на афганскую проблему.

Но, к их оправданию, нужно сказать, что эта точка зрения также претерпела

изменения и была откорректирована временем. Однако, 18 марта 1992

года Наджибулла предложил передать власть переходному правительству и 16

апреля оставил свой пост. 27-28 апреля Переходный совет моджахедов прибыл

в Кабул.

3. Оппозиция у власти. Афганистан 1992-1994гг.

3.1 «Альянс семи».

Общее руководство вооруженной борьбой формально осуществлял Исламский

союз моджахеддинов.

Отряды мятежников подчиняются контрреволюционным организациям и

группировкам, которых насчитывалось свыше 120. Штаб-квартиры

большинства их находились на территории Пакистана. Наиболее крупными из них

являются:

Исламская партия Афганистана (ИПА) - создана в 1976 году в результате

слияния нескольких экстремистских группировок, международной

организации

"Братья - мусульмане" и его молодёжного крыла "Мусульманская

молодёжь".

Основной целью ИПА являлось свержение народного строя в ДРА и

установле-ние исламского режима. Председатель ИПА - Гульбуддин Хекматиар.

Пользовался особым расположением ЦРУ США и получал до 40% всей

американской помощи.

Исламское общество Афганистана (ИОА) - создано в 1976 году в

Пакистане.

Штаб-квартира организации находится в г. Пешеваре. В Иране имеются

представительства ИОА. ИОА выступала за свержение власти революционного

правительства ДРА и установление исламской республики. Лидер ИОА -

Бурхануддин Раббани, известный теолог, бывший профессор Кабульского

университета. Пользовался влиянием в шиитских общинах Афганистана.

Исламский Союз освобождения Афганистана (ИСОА) - ориентировался

главным образом на Саудовскую Аравию и большую помощь получал от неё.

Главой этой партии был Абдур Расул Сайяф.

Движение исламской революции Афганистана (ДИРА) - создана в июне 1978

года в Пакистане из числа эмигрировавших туда членов правой организации

"Служители корана". Целью ДИРА являлось свержение народного строя в

ДРА и установление исламских принципов правления. Руководитель организации

- Мухаммад Наби Мухаммади, религиозный деятель. Имеет высшее теологическое

образование. Пользовался влиянием среди пуштунских племён юго-западного

Афганистана.

Национальный исламский фронт Афганистана (НИФА) - создан в декабре

1978 года в Пакистане бежавшими из Афганистана крупными землевладельцами,

крупными чиновниками, буржуазией. НИФА выступала за свержение

революционного строя ДРА и заменой ему "демократией, основанной на законах

ислама и национализма". Лидер - НИФА Сайед Ахмад Гиляни (он же "Эфенди",

"Нагиб") религиозный деятель. Наибольшим влиянием пользовался среди

афганских беженцев на территории Пакистана.

Национальный фронт спасения Афганистана (НФСА) - создан в 1978 году

эмигрировавшими в Пакистан реакционными клерикальными деятелями и круп-ными

землевладельцами. ФНОА выступал за свержение существующего в ДРА строя и

возврат к старым феодальным порядкам, установление исламского режима и

"уничтожение всех неверных". Руководителем ФНОА – Себгатулла Моджаддади,

известный мусульманский богослов.

Исламская партия Афганистана Юнуса Халеса (ИПА). Лидер партии Ю. Халес

- единственный из всех руководителей "семёрки", который непосредственно

участвовал в боевых действиях.[27]

Раббани был одним из лидеров "Альянса семи" (семи исламских партий,

которые вели борьбу с НДПА -- Народно-демократической партией Афганистана).

Когда в 1992 году моджахеды захватили Кабул, отстранив от власти

креатуру почившего в обозе Советского Союза Наджибуллу, то по соглашению

власть перешла к Моджаддиди, потому как на тот период он был председателем

"Альянса семи." Сменивший его через три месяца Раббани созвал Совет

уполномоченных, который продлил его президентство еще на два года. Однако

легитимность этого решения по сию пору оспаривается: заседание тогда

бойкотировали пять партий, в том числе и Хекматьяр.

Между Раббани и Хекматьяром разгорелась война. Формальным поводом для

нее стал нажим на Раббани: Хекматьяр требовал, чтобы узбекская дивизия

генерала Дустума, занимавшего ранее видный пост в армии Наджибуллы,

покинула Кабул. На самом же деле Хекматьяр, ставший премьером, вел борьбу

за первый пост в государстве, и ему нужно было ослабить союз армий Ахмад

Шаха Масуда -- министра обороны -- и генерала Дустума.

Не получив достойной должности в новом правительстве, Дустум

обосновался на севере страны, в Мазари Шарифе, организовал узбекскую

автономию, где и был полновластным хозяином до появления там талибов.

Война между кланами, их лидерами и боевыми командирами носила

перманентный характер. Боевые командиры часто переходили от одного лидера к

другому, организовывая непрочные союзы. полевой командир, Исмаил-Хан, хотя

открыто и не враждовал с Кабулом, также создал свою вотчину в провинции

Герат, которую позже был вынужден оставить под ударами талибов. Ахмад Шах

Масуд заправлял в Панджшерском ущелье, Талукане и Бадахшане, которые,

правда, никогда не покидал.

Надо сказать, что Раббани -- по крайней мере теоретически -- пытался

предотвратить эту ситуацию. Еще до первого своего воцарения в Кабуле,

борясь в то время с режимом НДПА, он писал в своей работе "Пути решения

проблемы Афганистана": "Нельзя допустить, чтобы после ухода русских из

Афганистана между нами началась братоубийственная война. Следует готовить

правительство, программу его деятельности. Надо сделать так, чтобы наши

друзья в исламском мире не опасались, что после ухода русских в Афганистане

начнется гражданская война между моджахедами, тем более что такая война

дала бы повод русским к новому вмешательству под предлогом обеспечения

безопасности своих южных границ".[28]

3.2 Противоречие внутри альянса семи.Разделения Афганистана на сферы

влияния.

С избранием Раббани временным президентом Афганистана вместо

Моджадедди состояние децентрализации политической власти в стране стало

перманентным. К тому же, благодаря акции Дустума именно преимущественно

таджикские формирования ИОА, а также узбекская община унаследовали основную

военную инфраструктуру бывшей правительственной армии, расположенную в

Кабуле и в северных провинциях. Дустум получил вооружение и армейские

склады в городах Мазари-Шариф и Хайратон на советско-афганской границе,

влиятельный полевой командир ИОА Ахмад Шах Масуд - основные вооружения

Кабульского оборонительного района, включая главную военную авиабазу Баграм

севернее Кабула. Кроме того, на службу Дустуму и Масуду перешли многие

офицеры, чиновники режима Наджибуллы и функционеры НДПА, вполне обоснованно

опасавшиеся репрессий со стороны радикально настроенных моджахедов. В

первую очередь это имело отношение к наиболее влиятельному лидеру среди

партий Пешав арского альянса Гульбеддину Хекматиару.

Хекматиар попытался вмешаться в борьбу за власть в афганской столице.

Одновременно, произошли столкновения между уже укрепившимися в городе

формированиями Масуда и шиитами-хазарейцами. Вследствие чего, столица

Афганистана с весны 1992 года стала ареной ожесточенной вооруженной борьбы

за власть. Столкновения в Кабуле отчетливо продемонстрировали, что, начиная

с 1992 года, вооруженная борьба за локальные интересы местных полевых

командиров, политических организаций, в том числе и национальных и

религиозных меньшинств, стала определяющим фактором политической

действительности в Афганистане. Пуштунам в целом, и партии Хекматиара в

частности, не удалось воспользоваться ситуацией, связанной со сменой власти

в стране.

Локальные интересы для местных полевых командиров часто имели большее

значение, чем устремления крупных политических организаций. К тому же, с

учетом завершения борьбы против советского присутствия в Афганистане и в

связи с распадом СССР, геополитические цели и задачи, поставленные США в

регионе, были на тот момент во многом выполнены. Соответственно,

сократились широкомасштабные поставки оружия, материальных ресурсов из США

и арабских стран. Так как, в годы войны именно Хекматиар был основным

получателем таких поставок через посредничество Пакистана, то, естественно,

что его организации преимущественно были лояльны большинство местных

полевых командиров на территории Афганистана. Позиции ИПА объективно

ослабли после краха режима Наджибуллы.

Сокращение поставок из Пакистана резко ограничили возможности ИПА

Хекматиара по обеспечению лояльности полевых командиров моджахедов на

местах. Одновременно, раздел наследства кабульского режима по всей стране

привел к образованию множества локальных центров власти, стремившихся к

максимально возможной самостоятельности.

Кроме узбеков Дустума и таджиков Раббани/Масуда, укрепившихся

соответственно на севере страны и в ее столице, выделялись крупные

самостоятельные анклавы шиитов-хазарейцев в Кабуле и провинции Хазарджат,

губернатора Герата Исмаил-хана и многих других. Децентрализация привела к

ослаблению возможностей партии Хекматиара по мобилизации сил даже пуштунов

в масштабах всей страны. Полевые командиры по всей стране предпочитали

реальную власть на местах, предоставив Раббани, Хекматиару, Дустуму и

шиитам-хазарейцам из Хезбе и-Вахдат сражаться за контроль над столицей.

В условиях прекращения широкомасштабных поставок оружия, боеприпасов

извне (в первую очередь из СССР и США) после завершения холодной войны,

военные ресурсы, оставшиеся от кабульского режима Наджибуллы, приобрели

стратегическое значение. В этой связи наиболее выгодные позиции были у

организаций Дустума и Раббани/Масуда, опиравшихся к тому же на высокую

степень этнической солидарности и организованности, соответственно,

узбекской и таджикской общин.

Такая солидарность национальных и религиозных общин только усилилась в

результате опасений потерять приобретенный независимый статус в случае

реставрации власти пуштунов в Афганистане. В то время как естественное

стремление пуштунов к восстановлению былой гегемонии в стране, вследствие

ряда объективных обстоятельств, оказалось не реализованным.

В первую очередь, это было связано с ослаблением в результате

политических потрясений в период с апреля 1978 по апрель 1992 гг. позиций

традиционной афганской элиты пуштунского происхождения. Значительная часть

традиционной элиты оказалась скомпрометирована сотрудничеством с Советским

Союзом и службой в структурах власти в годы правления прокоммунистического

режима НДПА в Кабуле. Часть эмигрировала из Афганистана. Кроме того, у

пуштунов не оказалось ярко выраженного лидера, который был бы способен

возглавить движение пуштунской реставрации. Единственным реальным

претендентом на эту роль выступал лидер Исламской партии Афганистана (Хезбе

и-Ислами) Г. Хекматиар, пользовавшийся все годы войны особой поддержкой со

стороны Пакистана, который осуществлял перераспределение среди афганских

моджахедов поступающей из США, стран Запада, арабских государств военной и

материальной помощи.[29]

Однако, Хекматиар оказался не лучшей кандидатурой на роль лидера

пуштунов Афганистана. Хекматиар придерживался радикальных взглядов, занимал

устойчивые антизападные позиции и поддерживал связи с различными

экстремистскими мусульманскими организациями. Этому в немалой степени

способствовало широкое участие добровольцев из мусульманских государств,

преимущественно из арабских стран в войне в Афганистане. Фактически, США и

другие западные страны в своей борьбе против СССР в Афганистане

стимулировали развитие и распространение исламского радикализма. “Хекматиар

поддержал Саддама Хусейна и алжирский FIS (Фронт исламского спасения, ФИС -

прим. авт.). Взрыв, устроенный в январе 1993 года в Центре мировой

торговли, был делом рук людей, входивших в группы поддержки Афганистана.

Мир Амал Канси, обстрелявший в 1993 году штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, также

был в прошлом членом одной из этих групп. Кроме того, он выходец из одного

из пакистанских пуштунских племен. Из той среды происходят и многие подозре

ваемые в покушении на американских военных советников в Саудовской Аравии в

1995 году”.[30]

В этой обстановке особенно вызывающе выглядела поддержка Хекматиаром

действий Саддама Хуссейна во время войны в Персидском заливе. Эта акция

лидера “афганского сопротивления против советской экспансии” вызвала

разочарование на Западе и привела к охлаждению отношений не только с США,

но и с пакистанским руководством, что автоматически привело к свертыванию

политики наибольшего благоприятствования для группировки ИПА Хекматиара.

Демонстрация Хекматиара стала первым и последним серьезным

внешнеполитическим шагом этого наиболее влиятельного политика среди

пуштунов, предпринятого в качестве потенциального претендента на лидерство

в Афганистане. Прекращение поставок из Пакистана существенно снизили

возможности Хекматиара влиять на ситуацию в Афганистане. Стало трудно

поддерживать лояльность многих местных полевых командиров. Кроме того,

Хекматиар не смог, в должной мере, компенсировать потерю широкомасштабного

снабжения с территории Пакистана военными и материальными ресурсами бывшего

правительства Наджибуллы после его падения.

Многочисленные конкуренты Хекматиара поделили богатое наследство,

оставшееся от коммунистического режима в Кабуле. Все основные материальные

и военные ресурсы бывшего правительства Демократической Республики

Афганистан в столице Кабуле и на севере страны перешли под контроль

группировок Раббани/Масуда, Дустума и шиитов-хазарейцев.

На юге и на западе ресурсы бывшей афганской армии унаследовали в

Герате самостоятельный правитель Исмаил-хан, поддерживающий тесные

отношения с Ираном и группировкой Раббани/Масуда Исламское общество

Афганистана. Во втором по величине городе Афганистана Кандагаре власть

перешла в руки регионального Совета, где ведущие позиции занимали

сторонники партии Махаз и-Милли, возглавляемой Пиром Сайедом Ахмедом

Гейлани. В Джелалабаде, на юго-востоке страны, доминировали сторонники

второй Исламской партии Афганистана (Хезбе и-Ислами) под руководством Юнуса

Халеса, которыми командовал влиятельный полевой командир Хаджи Адбул

Кадирю[31]

Раздробленность страны стала к лету 1992 года свершившимся фактом и

Исламская партия Афганистана (Хезбе и-Ислами), возглавляемая Хекматиаром,

была лишь одной из многих группировок, разделивших Афганистан и Кабул на

зоны влияния.

В немалой степени этому способствовало и то, что афганская война

привела к серьезным потрясениям в традиционной структуре пуштунского

общества. При Захир-шахе, Дауде вожди пуштунских племен были интегрированы

в систему государственного управления Афганистаном. Часть пуштунской элиты

получала образование в Кабуле и за границей. Многие из них впоследствии

стали активными участниками революции 1978 года и сторонниками развития

процессов модернизации, что вызвало конфликт внутри пуштунской элиты и

пуштунского общества в ходе гражданской войны в Афганистане.

Активное участие пуштунских племен в гражданской войне привело к

усилению степени их автономности по отношению к любым центральным органам

власти. В борьбе против советского присутствия пуштуны активно использовали

такие преимущества организации традиционного общества, как система лашкар

(местное ополчение пуштунских племен). Это позволяло поддерживать высокую

степень автономности отрядов моджахедов и постоянно оказывать давление на

советские войска и правительственную армию. С другой стороны, такая высокая

степень автономности отрядов местного ополчения обеспечивала определенную

гибкость, основанную преимущественно на локальных интересах.

Так, многие формирования лашкар в зависимости от обстоятельств часто

переходили с одной стороны на другую в рамках, например, политики

национального примирения, используемой Кабулом с середины восьмидесятых

годов. Причем, и правительство в Кабуле, и советские войска, и партии

Пешаварского альянса активно применяли методы подкупа влиятельных местных

командиров для привлечения на свою сторону или обеспечения их лояльности.

Практику обеспечения лояльности пуштунских племен путем выдачи денежных

субсидий интенсивно применяла и администрация Британской Индии в конце ХIХ

- начале ХХ века.[32] “Важно отметить, что племенное ополчение всегда

сохраняет значительную автономность и является лишь временным союзником той

или иной армии - органа государственной власти”.[33] В конечном итоге, это

только усилило ослабление связей местных пуштунских племен с

централизованным государством . Та система связей между государством и

пуштунскими племенами, существовавшая в афганском обществе при

монархическом режиме и президенте Дауде, была к началу девяностых годов

почти полностью разрушена.

Естественно, что на момент падения режима Наджибуллы множество местных

пуштунских полевых командиров предпочли полную самостоятельность в пределах

своего племени или уезда борьбе за единое афганское государство. Российский

автор Катков в своей работе приводит мнение пакистанского исследователя

Ахмеда, который полагает, что “мотивирующим фактором для лашкара является

слава за участие в стычке, а не установление какого-либо правления,

сопряженное с длительной борьбой за власть. Поэтому после стремительной

атаки распадение лашкара неизбежно”.[34] Поэтому ослабление связей

пуштунских племен и государства Афганистан, выражавшего преимущественно их

интересы, в результате длительной войны привело к нежеланию пуштунов

сражаться за его восстановление.

В этом смысле, многие пуштунские племена фактически солидаризировались

с национальными и религиозными меньшинствами Афганистана в борьбе за

локальные (местные) интересы в противовес общегосударственным.

3.4 Дезинтеграция страны.

Такой исход гражданской войны в Афганистане объективно устраивал все

заинтересованные стороны.

Дезинтеграция страны отвечала не только интересам политических

организаций национальных и религиозных меньшинств страны, но и являлась

наиболее предпочтительным вариантом развития событий для ближайших соседей

Афганистана. Это позволяло законсервировать статус страны, приобретенный в

ходе гражданской войны.

Наиболее четко выраженными выглядели интересы новой демократической

России и новых независимых государств (ННГ) Центральной Азии после декабря

1991 года. Продолжающееся состояние гражданской войны снижало степень

давления последствий афганского конфликта на южные границы бывшего СССР и

фактически сохраняло статус Афганистана, как буферной зоны, ограждающей ННГ

от нежелательного воздействия извне. Вместо правительства Наджибуллы,

успешно выполнявшего эту функцию с 1989 по 1992 гг. функции буферной зоны

стал выполнять сам воюющий Афганистан. Причем, в отличие от времен

Наджибуллы новое состояние гражданской войны в Афганистане после 1992 года

не требовало от ННГ Центральной Азии и России каких-либо финансовых и

материальных затрат при тех же политических результатах. Увлеченные

внутренней борьбой афганские военно-политические группировки не были

способны создать в тот момент реальной угрозы границам бывшего СССР.

Состояние дефрагментации Афганистана было выгодно и Исламской

Республике Иран, так как обеспечивало автономность проиранских организаций

из числа шиитов-хазарейцев. Естественно, что это напрямую способствовало

сохранению влияния Тегерана на развитие ситуации в Афганистане. К этому

моменту Иран уже перешел от декларируемой ранее идеи экспорта “исламской

революции” к политике поддержки вне территории Ирана местных шиитских

организаций. Так, в Ливане близ границы с Израилем до сих пор существует

фактически независимый от официального Бейрута анклав, контролируемый

проиранской шиитской партией “Хезболла”. Аналогичным образом в Афганистане

шииты-хазарейцы из проиранской партии “Хезбе и-Вахдат” в 1992 году

контролировали провинцию Бамиан в горном Хазарджате и часть территории

столицы страны Кабула.

После падения режима Наджибуллы в самом сложном положении оказался

Пакистан. К этому моменту Пакистан уже испытывал серьезные трудности в

связи с завершением войны в первого этапа гражданской войны в Афганистане.

Завершение афганской войны привело к сокращению масштабов материальной

помощи афганским беженцам и военной отрядам моджахедов, распределением

которой занимались пакистанские официальные лица. В 1990 году США ввели

санкции против Пакистана, в связи с подозрениями в развитии ядерной

программы в этой стране. Главным последствием санкций стало прекращение

военной помощи со стороны США, по размерам которой в восьмидесятые годы

Пакистан занимал третье место в мире после Израиля и Египта. То есть, все

плюсы геополитического положения, в котором Пакистан пребывал в течение

войны в Афганистане, были сведены на нет в начале девяностых.

Смягчить позицию Вашингтона в отношении санкций не смогло даже

активное участие Пакистана в войне в Персидском заливе в 1991 году.

Пакистанский экспедиционный корпус численностью в 11 тысяч солдат принимал

участие в боевых действиях против Ирака, несмотря даже на негативное

отношение к этому значительной части пакистанского общественного мнения.

Тем не менее, в том же году США заблокировали поставку Исламабаду уже

построенных корпорацией Локхид и оплаченных истребителей-бомбардировщиков F-

16 на сумму 658 млн. долларов.

Это наглядно продемонстрировало, что противостояние США и СССР в

Афганистане закончилось, и в американо-пакистанских отношениях на первый

план выходят иные проблемы, в первую очередь связанные с перспективой

появления так называемой “исламской бомбы”. К примеру, так называемая

“поправка Пресслера” была принята в США в 1985 году. Согласно данной

поправке американские компании не имели права продавать оружие любому

государству, заподозренному в создании собственной атомной бомбы. Однако в

отношении Пакистана она была применена только в 1990 году, после того как

стало окончательно ясно, что стратегические цели США в Афганистане

выполнены.[35]

Помимо всего прочего, совершенно новый ракурс для Пакистана приобрела

проблема афганских беженцев. В течение восьмидесятых годов фактор афганских

беженцев принес Исламабаду много политических и экономических дивидендов.

Однако, прекращение войны в Афганистане и поставок с Запада для их

обеспечения в начале девяностых, привели к серьезному обострению проблемы

беженцев для Пакистана.

Неоднозначная ситуация в 1992 году складывалась в целом для афганского

направления внешней политики Пакистана. Протеже пакистанской армии и

военной разведки Гульбеддин Хекматиар, являвшийся одним из лидеров борьбы

против советского присутствия и прокоммунистического режима в Кабуле, не

смог установить контроль над центральными органами власти в Афганистане в

ходе событий апреля 1992 года. Кроме того, серьезные разногласия стали

возникать между Хекматиаром и политическим руководством Пакистана в оценке

многих политических событий. Ситуация с различным отношением официального

Исламабада и Хекматиара к акции иракского лидера Саддама Хуссейна в Кувейте

весьма показательна.

Примечательно и то, что к лету 1992 года Пакистан остался практически

единственным серьезным игроком извне на афганской политической сцене. После

ухода СССР и США и традиционно ограниченного участия Ирана, только

Исламабад мог оказывать серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию в

Афганистане. Например, пакистанская армия вполне могла усилить группировку

Хекматиара под Кабулом летом 1992 года и обеспечить переход реальной власти

основным пуштунским партиям Пешаварского альянса. Однако, для Исламабада

ситуация с восстановлением единого Афганистана была не столь однозначна. С

одной стороны, Пешаварский альянс и Хекматиар, как наиболее влиятельный

афганский политический деятель тем или иным образом были зависимы от

пакистанского руководства. С другой, реставрация власти пуштунов в стране

неизбежно привела бы к усилению позиций Хекматиара. Уже обозначившиеся к

этому моменту разногласия между Хекматиаром и пакистанским руководс твом

говорило о нежелании этого авторитетного афганского политика тех лет

следовать прямым указаниям из Исламабада.

В принципе, в вопросе восстановления Афганского государства для

Страницы: 1, 2, 3, 4